– Оставайтесь на ночь, уже стемнело. – Маргарита, спрятав руки в карманы и понурив голову, ушла на кухню. Три сестры переглянулись и молча последовали за ней.

– Останемся? – спросила Аня, когда дверь закрылась.

– Всё равно, – ответила Кира, отнимая чётки от лица.

Кира не пошла на вечернюю трапезу, оставшись в комнате, где ночевала в первый приезд. Вернувшись с ужина, Аня застала сестру ровно в том же положении, в котором та пребывала, когда остальные уходили – сидящей на койке с вытянутыми ногами и закрытыми глазами.

– Ты спать собираешься?

– Ты уже вернулась? – Кира разлепила веки. – Так быстро?

– Может, тебе, правда, не стоит брать эти чётки? – осторожно спросила Аня, усаживаясь на соседнюю кровать.

– Может, не будешь ко мне приставать?

Больше за вечер Кира не произнесла ни слова. Она так и продолжала сидеть, пока Аня и сёстры входили и выходили, бормотали молитвы, переодевались и укладывались спать.

– Можно выключить свет? – спросила Мила, когда все остальные уже легли, и только Кира продолжала неподвижно сидеть на койке.

– Можно.

Кира поднялась, разделась и, расстелив постель, легла. Тишину нарушало только тихое дыхание соседок по комнате и шорох, если кто-то поворачивался. Кира лежала, перебирая чётки. Она пробовала закрыть глаза и уснуть, но ничего не вышло. От окна тянуло холодной сыростью, хотя сама комната ощущалась вполне тёплой.

Пролежав пару часов, Кира встала и, стараясь не издавать лишних звуков, оделась. На цыпочках вышла в тёмный коридор и спустилась вниз. Увязая подошвами ботинок в рыхлой мокрой земле, прошла через монастырский двор. Большая белая церковь темнела окнами, кресты тянулись в мглистую высь.

Краем глаза Кира заметила искорку. Присмотревшись, обнаружила, что это мелькнул огонёк в окне здания, расположенного за церковью. Обогнув храм, оказалась у небольшого тёмного строения, в окне которого, действительно, мерцал тёплый оранжевый свет.

Подойдя ближе, Кира оглянулась по сторонам и вплотную приблизилась к окну, находившемуся примерно в метре от земли. Внутри несколько человек в длинных тёмных одеждах столпились вокруг чего-то. Комната освещалась множеством свечей, но фигуры сгрудившись посреди комнаты, закрывали собой то, что собрало их в такой час.

Привстав на цыпочки и опираясь ладонями о ледяное стекло, Кира вытянула шею, но всё равно смогла рассмотреть только покрытые тёмными платками склонённые головы. Нечто, находившееся в глубине комнаты, манило, как источник воды в пустыне.

За скрипучей дверью оказался небольшой коридор. Кира прекрасно ориентировалась в поглотившей её тьме.

На небольшой площадке вправо и влево вели две двери, Кира потянула на себя ту, что справа, и оказалась в освещённой свечами комнате. Никто не шелохнулся, и только когда дверь бесшумно затворилась за спиной, все женщины разом обернулись. Колыхнулись чёрные ткани.

От неожиданности Кира попятилась и спиной попыталась толкнуть дверь, которая застыла и не двигалась. Комнату наполняли отнюдь не монашки, как поначалу подумала Кира. Несколько женщин в длинных чёрных одеяниях с лицами, прикрытыми полупрозрачными чёрными вуалями, потихоньку сомкнули плотный ряд.

Кира ещё раз торкнулась в дверь спиной, но безуспешно. Да и жажда дотянуться до того, что находилось в комнате, всё равно не позволила бы просто так уйти. Шеренга женщин медленно приближалась, хотя они не сделали ни шагу. Из-за спин колыхавшихся чёрных фигур послышался тихий голос, прошелестевший нечто, что заставило строй расступиться.

В глубине комнаты оказалась кровать со спинками из кованого металла. На горе подушек с оборками возлежало нечто бледное и тощее, как скелет. Бескровная, обтянутая похожей на бумагу кожей, рука поднялась и поманила Киру. На тощем когтистом пальце мерцал кроваво-красный камень. Кира сухо сглотнула. Пальцы сами собой сгибались, желая схватить красную искру.

Кира отлепилась от двери и сделала два шага в направлении кровати. Лежавшее там тело почти сливалось с простынями и наволочками, так что рассмотреть получилось только бугристый череп с жидкими седыми волосинками и натянутую тонкую кожу.

Поравнявшись с женщинами в чёрном, Кира остановилась. Рука сама собой сжалась вокруг чёток, которые жгли ладонь. Кира опустила взгляд и неслышно вдохнула. Резко вскинувшись, когтями сорвала с лица одной из женщин вуаль. Кружевная ткань вспыхнула прямо в руке, по комнате разлился гнилостный запах и полетели чёрные хлопья.

Из-под капюшона смотрело безносое лицо с кожей, покрытой тёмными мокрыми пятнами. Яростно скалясь, существо потянулось к Кире, но она ловко отпрыгнула, попутно сорвав вуаль ещё с одной женщины. На сей раз ткань превратилась в зловонную жижу, с хлюпаньем шмякнувшуюся на пол. Из-под вуали выглядывала только половина лица, с другой стороны выступили желтоватые кости черепа с провалившейся глазницей и обнажёнными зубами.

К Кире тянулись скрюченные пальцы, но никто не мог её достать. Кира скользила по комнате, с лёгкостью уворачиваясь от свистевших в воздухе острых когтей. Но лавировать между мелькающими вокруг тёмными фигурами и одновременно приближаться к кровавому камню оказалось невозможно. Мышцы ныли, распространяющаяся вонь мешала нормально дышать, по всему телу выступил пот.

За низким окном занимался бледный рассвет. Разбив стекло локтем, Кира забралась на подоконник, пролезла через раму и спрыгнула вниз. Из-под ботинок с хлюпаньем разлетелась грязная жижа.

Пробежав пару метров, Кира чуть не сбила с ног седого священника, ковылявшего через двор. Опираясь на сучковатую кривую палку, он с трудом пробирался через осеннюю слякоть.

– Ой, извините, – выдохнула Кира, затормозив и взмахнув руками.

– Ничего, ничего, – пробормотал батюшка, бросив короткий взгляд на чётки, обмотанные вокруг запястья Киры. Он вошёл в то самое здание, где у существа на кровати осталось манящее кольцо. Но священник открыл не правую дверь, а левую.

Мокрый утренний туман прочистил горло, покрывшееся изнутри пеплом. К рукам прилипла чёрная лоснящаяся масса. Отправившись на поиски умывальника, Кира встретила Маргариту.

– Вот вы где, – спокойно произнесла монахиня. – А девочки вас потеряли. Вы пойдёте на литургию?

– Нет, надо ехать домой. А что у вас там? – Кира махнула рукой в сторону небольшого строения за церковью.

– Там… – Маргарита наморщила лоб. – Сарай. Вроде бы больше ничего там нет.

– Да ладно. – Широкими шагами Кира обошла белую стену, монахиня семенила следом. Действительно, недалеко от храма стоял полуразвалившийся деревянный сарай с огромной дырой в крыше. Голые балки торчали, как рёбра скелета огромного животного. Больше ни одного строения близости не было.

– Где ты ходишь, – запыхавшись, произнесла Аня. – Ой, доброе утро.

– Доброе, – беззубо улыбнулась Маргарита.

– Ладно, поехали домой, – пробормотала Кира.

– Как, а на службу?

– Хочешь, оставайся. – Кира пошла прочь от церкви.

Глава 11. Неужели сработало

Евгения Ивановна в очередной (наверное, уже сотый) раз посмотрела на экран телефона – в списке исходящих тридцать вызовов Светки, и ни одного с ответом. Настенные часы убежали вперёд на десять минут. Надо бы их подвести. Или выбросить.

Светка не торопилась. Хотя идти здесь всего минут пятнадцать. Леся Щавелёва позвонила с полчаса назад, сказала, что увидела Светку в своём дворе. Она болталась там уже почти два часа, но как только увидела Лесину сестрёнку с соседским мальчишкой, спряталась за угол дома и тайком выглядывала оттуда, пока они не скрылись.

Евгения Ивановна уже оделась, чтобы бежать к дому Леси, но, поразмыслив, остановилась. Села на табурет, сняла сапоги. Светка, утром клятвенно обещавшая сразу после школьной дискотеки прийти домой, появлению матери в чужом ночном дворе явно не обрадуется.

Только тиканье кухонных часов нарушало ночную декабрьскую тишину. Прихожую окружали чёрные прямоугольники дверных проёмов, лишь свет от пыльного бра в виде цветка не давал тьме поглотить всё пространство.

Из зеркала на Евгению Ивановну смотрело усталое лицо. Она забывала краситься по утрам. Вернее, не забывала, это скорее оправдание, причём для самой себя. Просто расхотелось. Волосы отросли, надо бы сходить в парикмахерскую, да времени всё нет. Хотя это тоже ложь. Времени – вагон. Желания нет.

За вчерашний день чета Батенко умудрилась поскандалить дважды. В первый раз Евгения Ивановна, выйдя из душа, увидела, как Светка, что-то бормоча, перешагивала листы, разложенные на полу. Заметив мать, она стала кричать, что нечего за ней шпионить. Евгения Ивановна, и не думавшая подсматривать, сначала пыталась оправдаться, сказать, что вышла из душа не вовремя по случайности, но потом тоже распалилась и наговорила Светке грубостей.

Во второй раз дочь закатила истерику, когда выяснилось, что Евгения Ивановна постирала её пижаму, в кармане которой находилось что-то «архиважное». Что именно лежало в кармане фланелевого комбинезона, Светка так и не сказала, лишь снова обвинила мать в давлении, вынюхивании и пренебрежении. Только когда она убежала и закрылась в комнате, Евгения Ивановна осмотрела пижаму. В кармане обнаружился смятый выцветший листок бумаги. Написанные на нём строчки из-за стирки полностью стёрлись.

Теперь Евгения Ивановна высматривала дочь, стоя у окна и не включая свет. Так её не видно с улицы. Наконец появилась Светка. Повесив голову, она медленно брела прямо по проезжей части, редкие машины, объезжая её, громко сигналили. Задавив порыв выскочить из дома, Евгения Ивановна сжала зубы и кулаки и дождалась, пока Светка добрела до подъезда. Только услышав скрежет ключа в замке, Евгения Ивановна на цыпочках прошла в свою спальню и залезла в кровать.

Светка не очень-то заботилась о сне матери – она включила верхний свет в прихожей и ещё с полчаса топала по квартире. Евгения Ивановна уснула только после того, как дочь легла в кровать и затихла.

Утром Светка, как обычно, села завтракать непричёсанная и в пижаме.

– Полугодие заканчивается, – сказала Евгения Ивановна, размешивая растворимый кофе в чашке.

– И что? – вяло спросила Светка, глядя в окно.

– Экзамены скоро.

– И что? – повторила Светка, по-прежнему не глядя на мать.

Евгения Ивановна поставила на середину стола корзинку для тостов и взяла батон.

– Как вообще дела?

– Нормально, – после небольшой паузы сказала Светка.

Евгения Ивановна молча нарезала батон тонкими ломтями. Светка, поставив локти на стол, так что выпирали исхудавшие плечи, остановившимся взглядом продолжала смотреть в окно.

– Света… – Уже готовый вопрос прервал звонок телефона. Леся Щавелёва торопливо сообщила о случившейся ночью аварии. – А я здесь причём? – недовольно спросила Батенко.

– Там ваш муж и одна дама… – осторожно произнесла Леся.

– Что ещё за дама? – Батенко мощным ударом вогнала нож в разделочную доску. Светка подпрыгнула и пролила кофе на только что выстиранную пижаму.

– В другой машине, – Леся поперхнулась. – Октябрина из Артели.

– Вот оно что. – Выдержав паузу, Батенко всё-таки задала вопрос: – И как он?

– В порядке, – быстро ответила Леся. – Пара ушибов, а вот Октябрина…

– Что? – быстро переспросила Батенко.

– В коме.

Услышав новость, Светка лишь хмыкнула. Пока Евгения Ивановна вытаскивала нож из разделочной доски, дочь успела собраться и, не попрощавшись, хлопнуть дверью.

Приехав на работу, Батенко некоторое время крутила в руках телефон, потом всё-таки набрала номер Славы. Он сухо сказал, что всё в порядке, и отключился. Напомнив себе, что телефон ни в чём не виноват и не стоит разбивать его об пол, Евгения Ивановна сделала глубокий вдох. Перед глазами побежали разноцветные пятнышки. Из них сложилось женское лицо, только вспомнить, кто это, не вышло. Открыв глаза, Батенко написала на листе в столбик имена: Изольда, София, Любовь, Людмила. В другой столбец занесла: Ноябрина, Октябрина, Юнона, Година.

«Труженицы» Артели никогда не попадали в поле зрения спецслужб, так что никаких готовых материалов о них не достать. Например, нет точных данных, кто именно входил в Артель. Хотя…

Перепробовав с десяток разных сочетаний запросов, Батенко всё-таки сумела найти в Сети несколько сайтов, групп и форумов. Собрав крохи информации разного времени, выписала ещё несколько имён. Пара показались знакомыми.

К вечеру Батенко, пролистав несколько архивных томов, дополнила свои записи новыми данными. Получилась схема.

Ноябрина – пожар

Юнона – провал грунта

Октябрина – автоавария (пока в коме)

Януарий – утонул

Майя – удар током

Сентябрина – отравление поганками

Иулий – загрызли волки (или другие хищники)

И это только в течение года. Ряды Артели стремительно редели.

Раздался телефонный звонок, трубку подняла Леся.

– Евгения Ивановна. – Леся прижала трубку к шее, так чтобы прикрыть динамик. – Там вызов в квартиру Штановой.

– А что случилось? – Батенко не сразу смогла переключиться с размышлений об Артели на Штанову.

– Вроде кто-то в квартиру залез.

– Поеду, – вздохнула Батенко, закрывая свои записи.

Уже в подъезде Батенко услышала мужские голоса, доносившиеся из-за приоткрытой двери квартиры Доминики Штановой. Приехавшие на вызов ребята топтались у порога и, когда Батенко дала отбой, с радостью покинули место происшествия.

– Добрый день, – поздоровалась Батенко, войдя в тёмную прихожую.

Раскрасневшийся отец Доминики обернулся на голос. Он стоял, перекрывая выход. В глубине комнаты маячил ещё один знакомый силуэт, только имя его вылетело из памяти. Аристон? Аристарх? Андрон?

– Вот, полюбуйтесь! – вместо приветствия выкрикнул Штанов. – Пришёл, значит, сюда, а тут… – Он ткнул пальцем в сторону бывшего жениха дочери.

Как же его? Аверкий? Агапит? Авраам?

– И что дальше? – Бойфренд Доминики, засунув руки в карманы и чуть запрокинув голову, покачивался с пятки на носок.

– Какого хрена?! – брызгал слюной папаш бывшей хозяйки.

– Так, давайте разберёмся, – предложила Батенко. – Когда вы сюда пришли?

– Минут двадцать назад, – выпалил Штанов, вращая выпученными глазами.

– И обнаружили…?

– Этого ублюдка.

– Эй, полегче! – Парень уже строчил что-то в смартфоне. – Старый хрыч.

– А вы когда сюда пришли? – Батенко старалась говорить как можно спокойнее.

– Ну, с полчаса назад. – Парень упрямо смотрел в экран смартфона.

– Как вы попали в квартиру?

– Ну… – Он так и не поднимал взгляда.

– Тебя, спрашивают, ублюдок! – Папаша Доминики приблизился к несостоявшемуся зятьку и довольно сильно ткнул его в плечо.

– Эй! Руки убрал!

– Чего?!

Штанов схватил Аскольда (вот оно!) за грудки и повалил на бок, тот выронил смартфон и тоже вцепился в оппонента. Так они таскали друг друга по комнате минут пять, крича и матерясь.

Евгения Ивановна и не подумала вмешиваться. Прямо под её ногами, под старинным паркетным полом, возможно, даже в эту самую минуту, по своей квартире расхаживала Вера. Наверняка, в тонком коротеньком халатике. Или в кружевной комбинации.

Та самая Вера, из-за которой Слава аккуратно закрыл за собой дверь, из-за которой уже почти месяц Евегния Ивановна спала одна в двуспальной кровати, так ни разу и не решившись занять всю огромную площадь матраса. Даже под двумя тёплыми одеялами она мёрзла по ночам, сжимаясь в комок и безуспешно пытаясь согреть ледяные стопы и ладони. А Вера, наверное, радуется. Врёт мужу и сбегает к Славе, бросив детей на бабушку.

Батенко сжала кулаки, от желания отвесить Вере мощную оплеуху застучало в ушах.

– Хватит! – гаркнула Батенко на двух мужчин, катавшихся по пыльному полу и мутузивших друг друга. В миг они расцепились и поднялись на ноги, мятые, красные и лохматые. – Ключи.

– Что? – спросил Аскольд, глубоко дыша.

– Ключи. Отдай ему. – Батенко кивнула на Штанова.

– У меня не…

– Сейчас! – Это слово полетело в Аскольда камнем. Он вытащил из кармана небольшую связку ключей, бросил под ноги Штанову и выбежал из комнаты. Хлопнула входная дверь.

– Надо сменить замки, – пробормотал Штанов, с трудом выпрямляясь после наклона за ключами.

– Давно надо было это сделать. Всего доброго. – Батенко направилась к выходу.

– Есть что-то? Какая-то…? – промямлил за её спиной Штанов.

– Пока нет. И вряд ли будет. – Батенко на протяжении нескольких недель юлила и уходила от вопросов Штанова. Видимо, настала пора сказать правду. – Дело безнадёжное, никого не получится привлечь.

– Да неужели! То есть, вы хотите сказать, Ника сгорела во дворе своего дома, и никто в этом не виноват?! – Глаза Штанова почти вылезли из орбит (может, посоветовать ему хорошего окулиста?).

– Я сказала, – твёрдо произнесла Батенко, – что вряд ли кого-то получится привлечь к ответственности, потому что всё произошедшее – несчастный случай. Только и всего.

– Только и всего?! – проорал Штанов, брызгая слюной. – Да я… да вы… я вас…

Батенко молча развернулась и вышла из квартиры Штановой, оставив отца бывшей хозяйки посылать ей вслед ругательства, отскакивающие от стен.

Спустившись по лестнице на один этаж, Батенко лицом к лицу столкнулась с Верой. Та, придерживая задом дверь, пыталась вытащить на площадку громоздкую коляску. Колёса застряли на пороге и не хотели вылезать, Вера трясла коляску, ребёнок хныкал, старшая девочка спокойно наблюдала за происходящим.

– Да чтоб тебя! – выругавшись, крикнула Вера. Пнув коляску, так, что та подпрыгнула, она развернулась к старшей девочке. – Что ты стоишь?!

– А что?

Только в этот момент Батенко заметила, что девочка опиралась на костыли. Взгляд Веры переместился на Евгению Ивановну.

– А тебе ещё что здесь надо?!

– Не ваше дело, – отчеканила Батенко, спускаясь по лестнице.

– Мужика своего пришла отбивать?! Да забирай! Он мне не нужен! – Вера рванула к Батенко, оттолкнув с дороги девочку на костылях. Даже не заметив, как дочь упала и заплакала, Вера перегнулась через перила и выкрикнула в лицо Евгении Ивановне: – Да пошла ты! И идиота своего забери! Полно мужиков, другого найду!

– У вас девочка плачет, – спокойно произнесла Батенко и пошла по ступенькам вниз. За спиной отскакивали от стен крики Веры, плач её дочери и хныканье ребёнка в коляске.

Выйдя на улицу, Батенко вдохнула морозный воздух и улыбнулась. Она и не припомнила бы, когда хотелось улыбаться просто так, без повода. Груз, давивший на плечи и грудь, сам собой испарился, в теле появилась лёгкость, как будто прямо сейчас можно подпрыгнуть и взлететь.

К земле вернул очередной звонок от Леси. Пришлось срочно ехать на другой конец города.

По дороге, рассматривая сумеречные улицы, припорошённые снегом, Батенко вспомнила лицо Веры. Наглое самодовольство испарилось, зато появились складки у рта и мешки под глазами. И замаскированный тональным кремом фингал. У девочки гипс, младший надрывно хнычет. И Слава ей, видите ли, больше не нужен. Неужели сработало?

В памяти всплыла просторная комната, увешанная иконами в сверкающих ризах. Большой блестящий подсвечник, как в церкви. И Година с прикрытыми глазами, восседающая на массивном полированном стуле красного дерева с высокой резной спинкой.

Разговор о броши, за которой приехала Батенко по личному приглашению Годины, так и не состоялся, зато Верховная жрица Артели рассказала, что Слава на самом-то деле мучается не меньше самой Евгении Ивановны, и надо лишь чуть-чуть оттолкнуть его от любовницы.

Батенко отказывалась, помня об обещании, которое сама себе дала. Но потом… да что такое, в сущности, это обещание? Кому какая разница, ходит она к Перетворцам, или нет. Это только её личное дело, а семью сохранить необходимо. Один муж от неё уже сбежал, у старшей дочери теперь никак не складывается, наверняка, причина именно в этом – отсутствии отца. Не обрекать же Светку на то же самое.

Година пела что-то перед иконами, размахивала снопом свечей, в конце сеанса дала несколько листов с аффирмациями. Заплатить за них пришлось дополнительно и на месте. Жрица предлагала составить индивидуальные аффирмации, но Батенко не хотела ждать.

«Мой муж всегда рядом со мной», «У меня полная счастливая семья»…

Произносить эти утверждения, написанные разными цветами на листах, полагалось с разной периодичностью, но каждый день. И обязательно втайне, чтобы никто ничего не увидел и не услышал, иначе вся работа пойдёт прахом. Часть записей всегда иметь при себе, другие расположить в квартире по сторонам света. Хорошо бы и Славе подбросить один маленький листочек, но шанса пока не выдалось.

Только выйдя на улицу, Батенко стряхнула оцепенение и снова обрела возможность действовать по своему разумению. Оглядываясь назад, она чётко увидела, что на приёме Годины все действия и даже ответы на вопросы диктовала жрица.

Вновь дав себе обещание не связываться больше ни с какими потусторонними силами, Батенко сосредоточилась на предстоящем деле. Но надо же, как совпало. Может, Слава теперь вернётся. Может, позвонить ему? Или не стоит?

За воротами ввысь тянулась только что сданная высотка «Добромыслов Плазы», строить вторую ещё и не начинали. Слоган «Жильё для тех, кто ценит покой» до сих пор болтался на всех рекламных баннерах. Ещё бы написали о «Жилье над вечным покоем». Забавно, дома построили рядом с небольшим лесочком, пройдя напрямик через который можно добраться до кладбища. Наверное, из окон верхних этажей видны старые захоронения. Те самые.

Батенко усилием воли прогнала воспоминание о беготне по кладбищу, после которой Светка засыпала только с успокоительным.

Дом сдали, но лифт ещё не пустили, так что взбираться на девятнадцатый этаж пришлось пешком. К своему стыду и удивлению, Батенко здорово запыхалась. Наверное, стоило вернуться к тренировкам в фитнес-клубе, которые она забросила из-за проблем со Славой и Светкой.

– Добрейший денёк, – пропел Николайчук, выглядывая из открытой двери. – Здесь безопасно, можете войти.

– Угу, – только и смогла выдохнуть Батенко, трудно сглатывая. Восстановив дыхание, спросила: – Что тут?

– Ну, что сказать. – Эксперт посторонился, пропуская Батенко в квартиру. – Будут сложности. Определённо.

– Конкретнее?

– Дело вот в чём. Этот господин приобрёл сразу три квартиры на одном этаже. Идея простая – из трёх сделать одну. Разумеется, несколько стен пришлось снести. И вот результат.

Батенко и Николайчук, пройдя несколько пустых комнат со свежим ремонтом, остановились у груды камней, разлетевшихся по блестящему новому паркету. Дальше громоздились огромные бетонные балки, из которых торчала тёмная арматура.

– Угу, – кивнул эксперт на вопросительный взгляд Батенко. – Снесли стену, и перекрытия рухнули.

– Прямо на хозяина?

– Не совсем так. Дело в том, что квартира приобретена и записана на дочь потерпевшего. Всем, конечно, руководил он сам. Весьма влиятельный господин.

Батенко только молча кивнула. Ещё по телефону Леся в двух словах описала суть дела. Под завалами оказался чиновник из администрации города. По иронии, именно он выдал разрешение на строительство этой высотки. Не для себя, значит, старался, для дочки. Мелькнул образ Доминики Штановой и её папаши с их барскими замашками.

– Вот ещё что. Это нашли за косяком входной двери. – Николайчук протянул Батенко небольшой пакетик. Потом ещё один: – А это – в бумажнике потерпевшего.

В первом пакетике оказался нож вроде медицинского скальпеля, завёрнутый в листок с написанными от руки словами. Свёрток по спирали овивала цепочка, по виду серебряная. Ясно, оберег, чтобы никто со злыми намерениями не проник внутрь.

Во втором пакетике лежала монета и потрёпанный лист бумаги, перевязанный красной лентой.

– Для привлечения и сохранения капитала, – через плечо проговорил Николайчук. – Наверное. А это – отдельно. Вряд ли имеет большое значение.

На ладонь Батенко опустился пакет с чёрным когтем и несколькими белыми клыками.

– А это что?

– Были упакованы в бархатный мешочек. Похоже на части хищника, скорее всего, медведя. Знаете, потерпевший был заядлым охотником. Может, на удачу носил с собой.

Уже сидя за своим рабочим столом Батенко изучила список контактов из телефона погибшего чиновника. Искомое обнаружилось почти сразу – номер, с которого звонили самой Батенко. Година. Ясно, откуда взялись нож и листок за косяком и аффирмации в бумажнике.

На столе Батенко лежал ещё один любопытный документ. По заявлению жены погибшего, в то время, пока она и дочь давали показания, к ним в квартиру кто-то влез и украл несколько ювелирных украшений. Список прилагался. Среди похищенного оказалась очень дорогая антикварная брошь, ещё дореволюционная. На приложенном фото, сделанном для страховой компании, посвёркивал довольно крупный бриллиант в обрамлении множества золотых завитков. По описанию, составленному для той же страховой, у замочка располагалась выгравированная буква К.

– Так вот ты какая, – пробормотала Евгения Ивановна, откидываясь на стуле. Брошь, купленная самой Батенко, не шла ни в какое сравнение с этой. – Н-да. Чем дальше, тем интересней.

Вечером у подъезда Евгения Ивановна встретила мужа. Он топтался у двери, поглядывая вверх, на окна их квартиры. В резком свете уличного фонаря его долговязая фигура очертилась резкими контрастными линиями. Приблизившись, Евгения Ивановна рассмотрела мужа как будто в первый раз. С их последней встречи он здорово похудел, так что брюки обвисли, и, судя по щетине, почти перестал бриться.

– Привет, – громко сказала Евгения Ивановна, подойдя ближе.

– Привет, – глухо проговорил Слава. – Мне бы… это… может, поговорим?

– Почему бы и нет. – С деланным равнодушием и колотящимся пульсом Евгения Ивановна открыла дверь подъезда. – Пойдём.

В лифте оба молчали, старательно изучая рекламные объявления на стене. Один из баннеров до сих пор предлагал всем желающим поселиться в «Плазе» рядом с кладбищем.

– Сегодня там пара этажей рухнула, – нарушила молчание Евгения Ивановна, кивнув на баннер. Воспоминание о случае в «Плазе» отозвалось тупой болью во лбу.

– Да, я что-то такое слышал, – пробормотал Слава.

Только переступив порог, Евгения Ивановна мигом почувствовала неладное. Как ищейка, она быстро обошла все комнаты, но ничего не обнаружила, за исключением запертой изнутри двери в ванную. Слава за это время успел только разуться.

– Света, ты там? – Евгения Ивановна костяшками пальцев постучала по двери. Изнутри слышались всхлипы и журчание воды. – Боже мой. Света, открывай!!! Сейчас же!!!

Слава мягко отстранил лупившую кулаками в дверь жену и, приблизившись к щели между дверью и косяком, произнёс:

– Света, открой, пожалуйста.

Щёлкнула задвижка. Заплаканная взлохмаченная Светка стояла посреди ванной с лезвием в руке. Евгения Ивановна рванулась к дочери, но Слава плечом её отодвинул.

– Отдай мне, пожалуйста. – Слава спокойно протянул руку. Светка, глядя на него расширенными глазами, как под гипнозом, положила лезвие на ладонь. – Вот и хорошо.

Слава посторонился, Евгения Ивановна вошла в ванную, выключила воду и, обняв обмякшую Светку за плечи, отвела её в спальню. Быстро стянула с дочки футболку и, погладив по голове, как на маленькую, надела тёплый свитер. Усадив Светку на диван и закутав в плед, не спуская с неё глаз, разогрела электрический чайник прямо в комнате и заварила чёрный чай.

Тем временем Слава принёс лимон и чайные чашки. Потом достал из шкафа коробку конфет, припрятанную на Новый год. Светка сидела, укутанная в кокон пледа, и смотрела в одну точку. Слава вытащил её руки и сложил пальцы вокруг чашки. Евгения Ивановна молча глотала чай, не чувствуя вкуса и в упор глядя на дочку. Слава, как обычно, пил из блюдца, зажав между зубами кусок сахара.

– Как дела на работе? – вдруг спросил Слава.

Евгения Ивановна перевела на него взгляд и пару секунд тупо моргала, не понимая вопроса.

– Да так себе, – наконец, произнесла Евгения Ивановна, держа чашку навесу. – Рухнула стена в новостройке, и прямо на хозяина нескольких квартир.

– Представляю, какой шум начнётся. – Слава снова налил чай в блюдце и потянулся за очередным кусочком сахара.

– Уже начался. Застройщики сбежали, даже не все квартиры успели продать.

– А что, в этом доме ещё можно жить?

– Да, так эксперты сказали. Но половина квартир ипотечная, так что ты прав – скандал будет тот ещё.

– Как в школе? – Слава буднично обратился к Светке.

Она перевела на него неподвижный взгляд и пожала плечами.

– Нормально.

– Какие планы на Новый год?

– Не знаю, – снова пожала плечами Светка и наконец отпила чай. Поморщилась от горечи (Евгения Ивановна специально налила ей покрепче) и положила в чашку сахар. – Ты к нам насовсем?

– Пока не знаю, – отозвался Слава, глядя в своё блюдце.

– Хорошо бы. – Светка, причмокивая, тоже пила чай из блюдца.

После чая Светка, зевая, пошла к себе. Когда она легла, в комнату вошла Евгения Ивановна и села на край кровати.

– Ты чего? – сонно спросила Светка.

– Пришла пожелать спокойной ночи.

– И спросить, с чего это я… – Светка приподнялась на локте. – Пустота, понимаешь? Как будто куска меня не хватает. Дыра внутри. И она всё ширится, ширится…

– И ты думаешь, эту пустоту может заполнить только, – Евгения Ивановна не сразу вспомнила имя и назвала наудачу: – Толик?

– Да. – Светка легла на спину, натянув одеяло до подбородка. – Только я ему не нужна. Ему нужна эта.

– Всё ещё может измениться.

– Ничего не изменится. Я уже всё перепробовала.

– Тогда можно попробовать переключиться на кого-то другого.

– Он самый лучший, – мечтательно сказала Светка.

– Даже если и так. Но не стоит же из-за него… Понимаешь, многие люди живут ещё хуже, им ещё тяжелее. Но живут, вены не режут.

– Я слабая, – после паузы тихо сказала Светка.

– Какая же ты слабая, – улыбнулась Евгения Ивановна. – Не побоялась одна на кладбище пойти. Ты смелая и самая лучшая.

– Спокойной ночи. – Светка отвернулась к стене.

Евгения Ивановна погладила её по плечу и вышла из спальни. Поговорить со Славой не получилось – пока она укладывала дочь, муж успел уйти.