Глава 11 Признание Айдара
Получив разрешение Баглана Темировича, Дина на следующий же день помчалась повидаться с Маликой. В доме находилась и ее бабушка, Дина принесла ей соболезнования и от души поплакала у нее на плече.
Покидая дом, Дина не могла избавиться от навязчивого ощущения, что пожилая женщина, всегда хранящая суровое молчание, несколько раз порывалась что- то ей сказать, да так и не решилась.
Подходя к своему дому, издалека заметила человека у калитки, курившего сигарету. Он повернулся, с улыбкой наблюдая за ее приближением.
– Здравствуй, Дина, – крикнул Айдар, – незваный гость хуже татарина.
– Рада видеть гостей, не припомню, мы с вами на вы или на ты?
– Когда вам с Константином надоело надо мной подшучивать, мы перешли на ты.
– Тогда, заходи в дом, ты по делу?
Айдар замялся, не зная, с чего начать.
– Ты ведь навещаешь Малику, я слышал.
– Да, Ляка попросила меня присмотреть за сестренкой.
– А можно и мне с тобой?
– Да, конечно, – Дина постаралась скрыть удивление, – всю следующую неделю она будет у своей бабушки.
– Ты завтра свободна? Давай сходим.
Дина ответила не сразу, налила воду в электрочайник и включила его.
– Хорошо, я созвонюсь с ее бабушкой и сходим. Ляки уже нет, теперь тебе зачем- то понадобилась ее младшая сестра. Ты что- то скрываешь? Хотя, можешь не отвечать, я лезу не в свое дело. Поговорим о другом. Ты сказал Ляке, что не любишь ее…
– Да, я понимаю, с моей стороны это было жестоко, но лучше так, чем лгать и обещать.
– Это да. А зачем, вообще, она тебе нужна была?
Теперь Айдар не спешил отвечать на вопрос, он зачем- то стал помешивать сахар в хрустальной вазочке.
– Зачем? Ну, как тебе сказать… Когда увидел ее, она выглядела такой беззащитной. Мне показалось, ей срочно требовался кто- то, кто бы ее охранял. Мне стало жалко ее.
– И чтобы она, не дай Бог, не липла к тебе со своей любовью, ты решил прикрыться мной. Сказал, что любишь меня.
– Что- о- о? Дина, я никогда не говорил так. Никогда. Клянусь.
– Тогда тот же вопрос: зачем? Что тебе нужно от этой семьи?
– Ты сказала, я могу не отвечать.
– Ясно. Бабушка была права. У тебя есть скрытый интерес.
– Твоя бабуля меня пугает. Смотрит, будто рентгеном просвечивает. Что еще она сказала?
– Что я плохая девочка и влюбилась в хорошего парня.
– А в кого ты влюбилась? – Айдара бросило в жар от мысли, что ненароком выдал себя.
– Так я тебе и сказала, – счастливым голосом пропела Дина, ей померещились ревнивые нотки в голосе собеседника, – бабушка говорит, нельзя мужчинам в таком признаваться, они от этого наглеют. И замуж нельзя выходить за того, кого любишь.
– Твоей бабке за книгу садиться надо. Передай ей.
– Могу сразу сказать, что она ответит: я свое отсидела.
– М- да, я забыл.
– Так что там, насчет завтра? Ты хочешь увидеть Малику, но не говоришь зачем. Я так не играю.
– Я закурю?
– Нет.
– Ну, слушай, Дина. Только не осуждай меня.
– Погнали!
– Десять лет назад я встретил женщину и влюбился, как мальчишка. Она была хулиганкой по натуре, взбалмошной, не признавала никаких правил.
«Плохая девочка», – забрела в голову Дины попутная мысль. Ее гость, меж тем, продолжал.
– Вскоре у нее родилась дочь, и мы решили сбежать. Я ждал ее на вокзале, пока не стемнело. Утром я пришел к ее дому и узнал, что она умерла. Еще вчера.
Айдар замолчал, и Дина рискнула нарушить тягостную паузу.
– И что там дальше?
– Лаура тогда еще в школе училась.
– Лаура??? Так эта женщина – тетя Фарида?
– Да, моя Фарида. Думаю, ее муж узнал о наших планах на побег или она сама рассказала ему, она не боялась говорить правду. Подозреваю, ее муж в этом замешан, ментам, по- любому подмазал и дело закрыли.
– Так вот ты какой, северный олень. Неожиданно. Причем тут Малика?
– Она моя дочь.
Дина ахнула, строгим взглядом вцепившись в мужчину, сидящего по ту сторону стола.
– То есть ты спал и с матерью, и с дочерью, – тон ее высказывания не предвещал ничего хорошего.
– Нет! Дина, за кого ты меня держишь? С Лаурой у меня ничего не было. Когда избегать этого стало неприличным, я стал обнимать ее, а как дойдет до главного, думал я, наплету ей про импотенцию. Но врать мне не пришлось, в самый ответственный момент, Лаура вся сжалась и расплакалась. У нее началась истерика. Я тогда ничего не понял, а сейчас думаю, поизмывался кто- то над ней. В общем, выбрал подходящий момент и осторожно намекнул ей, что люблю другую. А она, бедняжка, сама додумала, что это ты, – он вздохнул и обронил, – что молчишь?
– Голову ломаю, подонка вычисляю. Есть у меня одно нехорошее подозрение. Слушай, что же получается, Ляка не отца прощала, а тебя.
– Думаешь, простила меня? А кто у тебя на подозрении, ты не ошибаешься?
– Очень хочу ошибиться, потому что, если я права, то мир сошел с ума.
– Мир давно сошел с ума, Дина, и ничего с этим не поделаешь.
– Я так этого не оставлю, я с ним разберусь.
– С миром?
– С подонком.
Глава 12 Молчаливый союзник
После разговора с Айдаром, заползшее в сердце подозрение – такое, что и рассказать о нем стыдно – только укрепилось. Боже, пусть я буду неправа.
Есть один человек, который поможет в этом разобраться. Только бабушка Ляки может развеять мои сомнения.
Лякина бабушка избегает общения с людьми. Разговор с ней строится таким образом, что ты говоришь, а она, в лучшем случае, кивает головой. Сотового телефона у нее в помине не было, а от стационарного она отказалась после смерти дочери. Ляка говорила, что бабушка объясняла это тем, что железка эта приносит плохие вести. У неё нет ни радио, ни телевизора, она свела к минимуму связь с миром. Позволяла себе, лишь раз в неделю, приходить в дом к зятю и молча наблюдать за внучками.
Я приехала к ней, внутренне ликуя, что попала в квартиру – могла бы и не открыть дверь – и за скромно накрытым столом начала свой монолог- сомнение. Волновалась жутко, сами понимаете, повод для прихода у меня должен быть «железобетонный». Нельзя заявиться к пожилому человеку- отшельнику, чтобы просто поболтать.
А у меня что за повод для визита? Мне, видите ли, показалось, что ее зять питал к Ляке запретное чувство и возможно, своим поведением заставил дочку страдать от этого недоразумения. Когда я произнесла, а скорее, промямлила все это, я поняла, как нелепы мои домыслы. Тут же начала извиняться, кудахтала как квочка, аж самой противно стало. Но надо было ставить логическую точку моего прихода. И я сказала первое, что пришло в голову.
– Баглану- ага не нравится, что я зачастила к Малике. Поговорите с ним.
Окончательно осознав нелепость своих обвинений, я решила подробно описать ей последний день Ляки.
В этот день мы с Лякой оказались далеко за городом, делали замеры местности и описывали «характеристику рельефа». Профессию геодезиста Ляка выбрала назло отцу. Он мечтал, чтобы дочь блистала на сцене.
– Здесь строить нельзя, под землей пустоты.
– И что собираются строить на этой земле?
– Экспериментальные дома.
– А, это по- нашему.
– Пойдем, проверим вон тот участок, странный он какой- то.
Мы встали в середину «странного участка» и в считанные секунды земля под нашими ногами буквально разверзлась, как пишут в романах. Пласт почвы под нами, как на скоростном лифте, унес нас вниз.
Мы оказались в искусственной яме, на глубине двух метров. Через час бесплодных попыток выбраться, Ляка сказала:
– Дина, ты не пугайся, но у нас с тобой сегодня большие шансы умереть.
– Я не боюсь, смерть в компании с лучшей подругой, не самый худший финал жизни. Это как у влюбленных, пока смерть не разлучит нас.
– Ты неисправима, Динка- льдинка, – грустно улыбнулась Ляка, – давай расскажем друг другу то, что скрывали. То есть, такую тайну, которую не раскрыли бы даже подруге. При жизни.
– Ну… хорошо. Кто начнет?
– Я.
И моя ласковая, добрая подруга стала говорить о себе, о своем детстве и… отце. Странное оцепенение сковало меня. Мое душевное равновесие на том и держалось, что несмотря на мои личные нестыковки в жизни, у моей подруги все прекрасно, не считая смерти матери.
Ляка уже минут пять, как закончила печальную повесть жизни, а я не могла найти и пары слов для утешения, потому что и поверить в сказанное было нельзя, но и не поверить, невозможно.
– Может ты не так поняла, современные папаши, они такие, нахватаются новомодной психологии, – выдавливала из себя ненужные слова.
И тут же спохватилась:
– Прости меня, несу какую- то чушь.
Я старалась не смотреть на поникшую Ляку, и внимательно оглядевшись, с наигранным воодушевлением воскликнула.
– Земля перестала оседать, смотри, вон, торчит штырь железный, сейчас я попробую ухватиться за него, может, выберемся отсюда.
Ляка как- то обреченно подняла взгляд и еле слышно произнесла:
– Кажется, это кусок рельса.
– Точно, надо землю вокруг растрясти чем- нибудь, – зачастила я, в нетерпении протягивая руку с сумке подружки, – как хорошо, Ляка, что ты любишь большие сумки, там, обязательно, найдется что- нибудь подходящее.
Я извлекла из кожаной сумки плойку и подпрыгивая, попыталась достать до торчащего рельса. Получалось плохо, тогда мы наметили другой план действий.
Ляка, чуть согнувшись, уперлась руками в стену ямы, а я взобралась ей на спину и стала освобождать ржавый рельс от почвы. В какой- то момент рельс оголился настолько, что на него вполне можно было сесть, что я с успехом и сделала. Затем я, цепляясь, за жесткие корни, свисающие со стен ямы- западни, осторожно встала на рельс во весь рост. Отдышавшись, подтянулась на руках и буквально выбросила свое тело наверх. Лежа на земле, крикнула во весь голос.
– Ляка, мы сегодня не умрем.
Нашла неподалеку корявую, и достаточно толстую жердь и встав на краю ямы, протянула спасительный шест подруге.
– Хватайся, Ляка, и не переживай, я сильная, я тебя вытащу.
Но пленница глубокого жерла земли не спешила принять руку помощи. Она стояла, не шелохнувшись, упрямо не поднимая глаз на меня, жаждущую спасти ее.
– Ты что, Ляка? Тебе плохо, голова кружится?
– Я тебе еще не все рассказала, – неестественно спокойным, слишком будничным тоном начала подруга.
– Потом, Ляк, потом расскажешь.
– Нет, Дина, выслушай меня. Знаешь, отчего мне плохо? Надежда у меня была на счастье, маленькая и глупая – надежда, она всегда глупая – я встретила Айдара. А он не любил меня. Он сам сказал, что любит другую. А со мной познакомился, чтобы быть поближе к ней.
– Ляка, земля уходит, выбирайся, поговорим, – мой плаксивый голос дрожал, и я снова протянула ей палку.
– Ты догадалась, кого любит Айдар?
– Нет, кого?
– Тебя.
Мои пальцы разжались, и я понесла какой- то бред.
– Что ты придумала, Ляка, этого не может быть…
Впоследствии вспоминая эту часть нашей предсмертной беседы, нещадно корила себя за то, что не сдержала своих, глубоко упрятанных, чувств. За секунду до того, как жердина выпала из моих ослабевших рук, Ляка заприметила- таки, как на миг вспыхнули от радости мои глаза и этот счастливый взгляд острой болью полоснул ее и без того истерзанное сердце.
– Ты, ты… тоже любишь его?!
– Нет!!! – отчаянный крик вспугнул небольшую стаю воробьёв, облепивших куст чахлой акации, росший неподалеку.
Земля, проседая под Лякой, все глубже затягивала ее в себя.
– Ляка, пожалуйста, подай палку, я тебя вытяну.
– Зачем? Зачем, Дина, мне теперь жить? Прощай, Диночка, знай, я тебя люблю. Если бы не ты, я бы уже давно покончила с этой жизнью.
Я умоляла ее, просила прощения, она твердила свое. Мы говорили одновременно и вдруг неведомые подземные силы пришли в движение, заставив нас на минуту умолкнуть. А через мгновения, почти исчезая под землей, моя Ляка успела крикнуть.
– Вспоминай меня, Дина, присмотри за Маликой и передай ему, я его прощаю!
Куляш- апа молча встала и ушла в комнату. А я направилась в прихожую и, пока возилась с обувью, она подошла ко мне с какой- то бумажкой в руке. И тихо, в спину, сказала такое, отчего мне стало плохо: бабушка Ляки не только не развеяла мои сомнения, она их подтвердила.
– Я это давно заметила, думала, показалось, Малика в опасности, – и протянула мне тетрадный листок.
На нем стройной вязью букв и цифр красовались телефонный номер, фамилия и должность. К слову сказать, Куляш- апа до пенсии работала в органах опеки. Видимо, остались связи у старушки.
– Забери Малику у зятя, она поможет. Забери и отдай мне, пока жива, присмотрю.
Я как в тумане, вышла из подъезда. Вот эта бабка! Без лишних слов, на, тебе, человек в помощь, действуй. В один момент все просчитала и нашла единственно верный выход! Лишить его, к чертям собачьим, родительских прав и точка!
Остатки эйфории улетучились, когда я стала обдумывать план дальнейших действий. Я точно знала, будет нелегко, да что там, почти невозможно, забрать ребенка у богатого, непьющего, респектабельного отца.
Так и мы ведь не из зефира слепленные, будем биться до победного!
Глава 13 Месть неизвестного
К тому времени, когда мой начальник в приватной беседе попросил меня провести внеочередной аудит, во мне созрело ощущение надвигающейся беды. Факты копились как снежный ком: стало точно известно, Адик бесследно исчез, одно утешало, тела не нашли и еще, я встретилась с бывшей коллегой Лякиной бабушки, она согласилась помочь, но предрекла провал нашего безнадежного и авантюрного предприятия.
Сначала я отказалась проводить финансовую проверку военной части. И тому была причина. И я озвучила ее прямо в лицо командиру части, присутствовавшему при разговоре.
– Двадцать лет назад, вот эти выкинули моего отца из армии! За что? За то, что начистил морду одному кабану в погонах и разнес его кабинет. А кто бы стерпел, когда тебе говорят, что ты плохо воспитал детей. Уволили, а могли бы в положение войти, двух сыновей он потерял в один день.
Но старый вояка сумел меня переубедить. Он встал, расправил плечи и пробасил:
– Позвольте еще раз представиться, Жайменов Азамат Сапарович. Вы меня, конечно, не помните, но я служил вместе с вашим отцом. Хорошо его знал и всегда уважал.
– Можете не продолжать. Я вас и не видела никогда, но фамилию помню, часто приходилось слышать от папы. Жайменов, единственный офицер, кто выступил в защиту сослуживца. Сожалею, что не нашла времени зайти, поблагодарить. Именно ваша поддержка, участие, так сказать, позволило моему папе, как он говорил, «не сорваться в штопор». Так что, пользуясь случаем…
– Нет, нет, это не я, это мой отец, а я тогда был еще лейтенантом, и я всегда его уважал. А отец мой умер в прошлом году, так что передать благодарность я ему не могу.
Я вздохнула, не зная, выражать ли соболезнования по поводу кончины, случившейся год назад.
– Хорошо, я проведу аудит, в память о вашем отце.
– Благодарю вас!
– Дина Габитовна, в этом деле есть кое- какие нюансы…
– Кто бы сомневался?
– В бумагах самой военной части – полный порядок. В смысле, факта хищений материальных средств нет, поскольку эти самые средства в часть не поступали.
– Понятно, а в документах указано обратное. Значит, ловить рыбку придется покрупнее.
– Вот именно! Там еще есть пара подводных камней, по мелочи. Вы справитесь с этим на раз.
– Не первый год мы с вами работаем, Арман Тахирович, вы хоть раз бы меня на карнавал какой пригласили, так нет же, вы только дерьмо хлебать зовете. Я дико извиняюсь, – в упор посмотрела на протеже своего начальника, – за мой плохой французский.
Начальник отдела картинно развел руками, мол, что делать, такова жизнь.
На следующий день мы – я и моя команда – прибыли, если уж говорить языком военных, на место дислокации. С коллегами, накануне подложившими мне «свинью» – ничего страшного, так, милая, производственная шутка – я не разговаривала. То есть разговаривала, но не как того заслуживают порядочные люди, а сухо раздавала скупые указания.
Не то чтобы я обиделась, просто в какой- то момент осознала, я всегда держу себя в тонусе «высокой морали». Говорю себе ежедневно: «я не имею права злиться на этого человека», «я не имею права обижаться на…». А потом еще нахожу для других какое- нибудь несокрушимое основание для хамского поведения. В таких случаях Константин злится и называет меня «терпилой».
Но у моей позиции «жертвы» есть другая крайность, если я чувствую моральное право поступать так или иначе, моим врагам не поздоровится. Выходит, я судья по натуре, все время ищу того, кто виноват. Виновных пытаюсь наказать и горе тому, кому я подписала приговор. Горе мне, ведь свой собственный приговор, я все никак не приведу в исполнение. Все время проигрываю в неравной схватке с жаждой жизни, проще говоря, духу не хватает. А еще говорят, самоубийство – проявление слабости. А я считаю, это сильные люди, преодолевшие земную гравитацию, то бишь, древний и могучий инстинкт самосохранения.
Впрочем, работа спорилась, подчинённые с пониманием отнеслись к «заскоку» руководителя комиссии. Все, кроме Аим.
Она подошла ко мне и пустилась в объяснения, при этом делала это в духе любой женщины: обиделась (!) на то, что я обиделась. Мне это надоело, и я обратилась к солдатам, приставленным к нам с целью выполнения мелких поручений.
– Вам не кажется, что рядом стоит какая- то зебра и квакает?
Парни – по виду вчерашние школьники – сдержанно хохотнули, но Аим не уходила.
– Так вот, если встретите ее, передайте, пусть скачет по своим делам куда подальше. А если она не знает куда, то я в грубой словесной форме задам ей направление.
К вечеру можно было вздохнуть: со своей задачей мы успешно справились, осталось лишь сделать несколько запросов, оформить итоговый документ. Я решила разрядить обстановку и разрешила сотоварищам отправиться по домам, а сама засела в отдельном кабинете с намерением корпеть над бумагами полночи. Но мне не дали спокойно поработать. Дверь распахнулась и явила моему взору пятерых солдат.
В пылу ревизорской активности я и не заметила интриги, сплетенной вокруг меня. Меня «заказали». Впрочем, интриги – удел женщин, а мне приготовили «капкан», так что это, явно, дело рук мужских. Просто и эффективно – не убить, а извалять в грязи. Сколько женщин прошли через это. Сколько мужчин ушли от наказания.
Милые мальчики, как же они были смущены и немного испуганы той миссией, что они на себя возложили. Матерые мужики пришли позже, проскользнули бесшумно как тени гиен.
На следующий утро я приехала в офис разбитая и уставшая, а весть о ночном происшествии меня опередила. Я перешагнула порог кабинета и на меня обрушилась волна сочувственных взглядов.
– Как ты? – кинулись ко мне самые сердобольные из женской половины коллектива, мужчины же сдержанно кивали мне, всем своим мрачным видом выражая одновременно и жалость, и гнев, и явную готовность подставить сильное плечо.
Определенно, бывают моменты, когда мужчинами хочется гордится!
– Все тело болит, – ляпнула я, не зная, что мои коллеги стали заложниками недостоверной информации.
Наступило двухсекундное затишье перед бурей эмоций.
– Ой- ёёй, ох, боже мой, – запричитали одни.
– К стенке этих сук (дальше матом), – выносили вердикт другие.
– Вы о ком, други мои?
– О сволочах, которые вас…
– Не спешите с обвинениями, полагаю, вы услышали звон…
– Говорят, их было пятеро.
– Несостоявшихся насильников? Нет, их было трое. А вот, защищать меня пришли аж пятеро стойких оловянных солдатиков. Пять против троих, девчонки, наш мир небезнадежен. На одного подонка приходится двое нормальных мужчин!
– Так они вас спасли, – просияли девочки.
– Да что могли сделать пять парнишек против трех жадных и беспринципных сержантов с кастетами. Меня защитил другой, по фамилии Калашников.
– А, это тот военный, что крутился рядом с нами, блондин?
– Он, бесспорно, военный, но брюнет.
– И как он раскидал троих? – усомнились недоверчивые мужчины.
– А ему не пришлось ничего делать, они увидели его и… как же сказать интеллигентно? А, наложили в армейские штаны, вот.
Дальше я наслаждалась тишиной, ожидая чьего- нибудь озарения. Первым догадался Нуртай.
– Солдаты принесли тебе калаш???
– Садись пять, остальные на пересдачу.
– Да уж, перед автоматом любой обосрется. И что, ты их отпустила? Командир части в курсе?
– Нет, подставлять ребят не хотела, любые игры с огнестрельным оружием чреваты последствиями. А для этих троих я сняла отличный порнофильм, с ними же в главной роли. Как же уморительно они бегали в абсолютном неглиже. Они клятвенно обещали мне, что будут вести себя как паиньки, дабы этим зрелищем любовалась только я, а не широкий круг зрителей.
– Так, все за работу, расходитесь по местам, – негромко крикнул Оспанов и подошел ко мне, – простите меня, Дина Габитовна, это моя вина, если бы я знал, чем все закончится…
– А вас что, не предупредили?
Этим невинным вопросом я решила проверить одну бредовую догадку, но либо моего начальника использовали втемную, либо в нем пропал великий артист. Его вид невинно оскорбленного был безупречен: очи сверкали, уста дрожали, длани, беспомощно выставленные вперед, трепетали. Ничего не оставалось, как успокоить его.
– Все в порядке, тот, кто заказал это шоу, совсем меня не знал, мой отец усиленно тренировал меня долгие годы именно для такого случая. Я б себя в обиду не дала.
– Я не причастен, я вам не враг, – продолжал оправдываться Арман Тахирович.
– Прямо камень с души, – сказала в расчете на то, что мы оба посмеемся, но видимо, власть и чувство юмора – вещи несовместимые, потому закончить пришлось легким предупреждением, – не сочтите за грубость, Арман Тахирович, для всех будет лучше, если вы останетесь моим другом, врагов у меня хватает, не протолкнуться.
– А как же ваш пистолет, вы забыли его дома? Все хочу спросить, как вы на него разрешение получили, по закону сейчас и гражданские люди могут получить, но я слышал, там такие препоны, танком не пробьешь.
– Для моего отца нет ничего невозможного, если дело касается безопасности его ребенка. А оружие у меня отобрали на КПП, был еще ножичек, на крайний случай.
– Иногда я забываю, что вы женщина.
– Я сама не всегда это помню, ха- ха.
– Но по моему личному наблюдению, несмотря на ваши странности, из вас получится отличная жена.
– И это вы еще не пробовали моих пирогов!
Грянул оглушающий смех, смеялись все, на разный лад, кроме начальника, пребывающего в неведении, относительно моих кулинарных навыков.