Глава 5
Утро выдалось, необычайно прекрасным. Солнце ярко распустило свои пламенные языки, которые не грели, но при этом несли в себе недостающей майский вайб. Жизнь в следственном изоляторе началась с хорошо приготовленной пшённой каши и кофейного напитка, в сизо кормили достаточно хорошо и сытно, будто бы откармливали перед настоящей тюремной баландой.
Правдин позавтракал с особым аппетитом, так как мало что ел здесь до этого. Думать о предстоящих трудностях ему не хотелось, поэтому он вспомнил Марию, этот прекрасный образ богатой и при этом очень сдержанной и воспитанной молодой девушки, как ничто сегодня вводило его в экстаз. Хоть он и был сторонником утопии, но считал, что деньги делают людей чёрствыми и деспотичными. Они дают человеку время для обретения счастья, но при этом обременяют своих обладателей исчерпывающим характером. Каждый стремится за лучшей жизнью, но те, кто видит посыл лучший жизни в материальном довольствие топчут всё и всех на своём пути. В этом как нестранно есть свои плюсы, такие люди преданны своим целям и идейным мыслям, они настойчивы, действенны, но дешёвые внутри. Только Мария в этой жестокости для Правдина была большим исключением из правила.
В 9 часов утра Павлу сообщили о том, что судебное заседание начнётся в полдень. Эта весть не несла удручающего характера для Правдина, она лишь вошла в пустой план дня. Безмятежность была на высоком уровне, он абстрагировался от всех трудных тем, которые бы смогли обременить его разум. Эта черта его характера, очень полезна в любое время. Люди привыкли себя накручивать, готовя себя к самому худшему исходу, вот только нельзя подготовятся к такому исходу, так как жизнь непредсказуема. Как бы абсурдно это не звучало, но это сущая правда. Просыпаясь раннем утром, человек не знает наверняка, собьёт ли его сегодня машина или просто отдавит ему пальцы ног. По этой причине круговорот тягостных мыслей бессмыслен.
Павел умылся холодной водой, которая освежала его кожные споры как никогда раньше, вычистил до бела немного пожелтевшие зубы, побриться у него не вышло, коридорный охранник никак не давал ему бритву. Своё лицо он вытер белым махровым полотенцем. «И на этом, спасибо» подумал он. После он надел серые брюки и синею рубашку, которая не успела помяться за два дня, это не могло не радовать его, ведь он был из тех, кто не терпит хаус на одежде.
Пол 12 Павла уже вели в металлических браслетах к фургону для перевозок подсудимых. В эти минуты он уже выдвинул себе обвинение и назначил наказание, никогда ещё он не занимался делом проще, чем этим собственным. Здесь было всё настолько очевидно и доказано, что судья, который будет разбирать это дело, может даже не присутствовать на заседание. «Но этот судья будет присутствовать точно. Это ведь какой интересный опыт будет, судить бывшего судью» подумал Правдин.
Вот они повернули на улицу Мира. Фургон начал притормаживать у знакомого, можно сказать почти родного места Правдина, Лужинского суда. Через пару минут, Правдин оказал у деревянной входной двери, которая так гармонично дополняла бордовые стены здания.
К приходу Правдина зал уже был полон как никогда, было много студентов юридических институтов, им всем хотелось понаблюдать за таким редкостным событием. Павла это не смущало, от слова совсем, ему наоборот приносило это какую-то тщеславную радость, что к нему проявляется такое большое внимание, какого он по сей день и не знал. Ему было интересно, кто, может быть, сочувствует ему или же наоборот порицает, а может и одновременно то и другое. Человеку важно находится в постоянном круговороте внимания, чтобы чувствовать свой пульс существования.
В зал вошёл Суркин. Он занял место Правдина и теперь самодовольно с какой-то невидимой высоты смотрел на него. Правдина посадили в прозрачный изолятор, где он безмятежно поглядывал то на Суркина, то на гостей. В его взгляде не было нечего необычного, он был готов принять, то что должен. Судебное заседание началось. Все голоса буквально растворились в мёртвой тишине, был только слышен голос нового судьи, который то и дело запинался. Суркину тяжело было справиться с волнением, но с каждым новым предложением его речь становилась слаженней и уверенней.
Заседание проходило в динамичной форме. Сначала выступил Суркин, разъяснив суть дела. После молниеносно последовала подготовленная и слаженная прокурорская речь. Он с минуту зачитывал протокол обвинения, затем в зале наступила тишина, которую нарушил Суркин, объявив небольшой перерыв. В этот момент Правдин вспомнил ту самую комнату совещания, где почти непрерывно работал кондиционер, где веяло уютом и спокойствием. Эта комната была одной из фавориток Павла, которая рисовала сейчас в его голове самые яркие воспоминания упущенных годов. Лицо Правдина никак не хотело меняться, когда душа начинала выть от глубокого разочарования в себе. Безмятежность его дала пробоину, и это означало только то, что он живой, что он имеет чувства как любой другой человек в этом порой очень жестоком мире. Людям свойственно как радоваться, так и горевать по разным жизненным ситуациям, человеку, именно человеку и никому, наверное, больше, трудней всего не поддаваться этим взрывным чувствам, которые жалко пленяют доверчивую душу. Но продолжалось эта внутренняя тирада не так долго, уже через 10 минут в зале суда появился Суркин, который с особым энтузиазмом начал зачитывать судебный приговор. Всё это время Правдин молча смотрел в пол застеклённой клетки. Он почти не вслушивался в голос судьи, приговор его ему был уже известен. Всё, что он услышал и взял во внимание это только две фразы о том, что он проходит по статье 24 и то что у него есть три дня для сбора личных вещей и освобождения жилищной площади.
Суд был окончен. Павла высвободили из бронированного изолятора прямо в зале суда. Он покорно пошёл к выходу, не обращая абсолютно никого внимания на большую массу студентов, которые что-то спрашивали у него по пути. В эти минуты Правдину хотелось стушеваться в своей уютной квартире. Он размеренным шагом дошёл до остановки, где стал ждать свой трамвай.
Глава 6
Это утро началось с первого июньского дня, который уже было начал подогревать залитую майскими дождями почву. В Лужинске летняя погода была очень жаркая, по этой причине зелёная трава быстро превращалась в жёлтую солому. Жители этого городка перестали стремится к выращиванию сельскохозяйственной продукции, только лишь в некоторых частях данной местности сохранились искусные садоводы, которые днями и ночами заливают свои скудные огороды.
Сегодня Правдин встал в 12 часов дня. Этой ночью ему было очень тяжело уснуть, разные мысли не давали покой. Как бы он не обольщался и не думал о Марии, ему ничего не помогало. Проснулся он от сильной духоты, которая зачастую затмевает разум из-за нехватки кислорода. Павел стремительно открыл все окна в своей двухкомнатной квартире. Уже не свежий и не бодрящий воздух начал лениво проникать в каждый угол его комнат. Дальше Правдин пошёл на кухню, где сделал себе омлет и кофе.
В его голове постепенно начали свой круговой забег мысли о изъятие имущества, хоть и его разум уже был готов принять этот удар судьбы, но подсознание упёрто пыталось противиться всем недавно произошедшим событиям. Трудно отдавать что-то, что принадлежит только тебе одному и не кому больше. Правдин хорошо понимал, что его квартира, усадьба и машина отца будут проданы на аукционе, а вырученные средства пойдут на государственные нужды. Такое наказание на всю жизнь будет служить большущим уроком и напоминанием, что нельзя пренебрегать нормами морали и пользоваться своим служебным положением. Всё это Павел осознавал, ему лишь становилось обидно, что он так глупо попался, не успев даже потратить ни рубля грязных денег.
После своего завтрака или уже обеда, Правдин прошёл по квартире, попрощался с кожаным диваном, кроватью, балконом с видом на набережную, собрал все необходимые вещи. В белом комоде он нашёл вторую связку ключей и старый дипломат с документами на дом, после чего вышел из квартиры и затворил дверь на два оборота. Правдин решил не ждать три дня, чтобы не искушать свою потрёпанную душу. В его горле образовался ком жалости к самому себе. Как и любому другому человеку ему было свойственно это сентиментальное качество, которое приносит лишь разочарования и горе.
Через час прощаний, он побрёл на остановку, только теперь он ждал трамвай не до Лужинского суда, а до усадьбы своего отца. Трамвай пришлось ждать не так долго. Уже через каких-то 10 минут, он затормозил на остановочном пункте. Табличка на окне транспорта гласила, что трамвай едет до улицы Дружбы, куда и надо было Павлу. Правдин вошёл в грязный и пыльный трамвай, где давно никто не убирался. Он сел с краю на одиночное сиденье. В этот момент по узкому коридору между сиденьями проходила пожилая женщина, которая собирала за проезд. Она была одета в невзрачную темно-фиолетовую футболку и серые потрёпанные временем брюки. Многие пассажиры улыбаясь здоровались с ней, а она, называя их по имени, что-то спрашивала в ответ на улыбку. Очередь дошла до Правдина, который уже приготовил последние остатки своих денег. Пожилая женщина быстрым взором оглядела его лицо и так же быстро протянула руку за деньгами. И тут Правдин увидел, что её морщинистая рука, заключенная в тонкую, как будто прозрачную кожу, тряслась. Эта женщина видимо чем-то болеет, подумав об этом Правдин жалился над ней. Теперь ему стало жалко не только себя, но и это несчастную женщину.
Дорога до усадьбы отца выдалась долгой и изнурительной. Трамвай много раз останавливался на разных остановках. Духота так же удручало и без этого подавленное состояние Павла. И вот уже показался зелёный козырёк старой остановки. На тот момент в транспорте остался один лишь Правдин. Трамвай остановился, двери отварились. Правдин взял в руки две сумки с вещами и не торопливо начал выходить. Продолжительным взором он ещё раз посмотрел и внутри себя посочувствовал пожилой женщине, после чего удалился.
На остановке стояла мёртвая тишина. В эту глушь мало кто ездил на трамвае, так как на этой местности жила прослойка богатого общества Лужинского массива, у которых имелось не по одной, а по несколько дорогих машин.
В голове у Павла нахлынули воспоминания по детским годам, когда он ещё мальчиком ходил на остановку класть гвозди на трамвайные рельсы, чтобы потом после проезда трамвая, забрать оттуда приплющенные ножички. «Счастливое и беззаботное было время» подумал он про себя. Справа на 200 метров вперед от остановки Правдин увидел большой трёхэтажный отцовский дом. Он сразу же пошёл по этому направлению, пройдя две небольшие усадьбы. Через пару минут Павел стоял перед большими металлическими воротами, украшенными медными виноградными гроздями. Найдя в дипломате ключи от усадьбы, Правдин отворил большую дверь. Внутри всё заросло не кошенным газоном, а на дорожках из щёлок полезла разная трава. Неизменными остались только лишь зелёные яблони и раскидистые голубые ели.
В доме царила пустота и мрак, на полу скопилось немного серой пыли. Всё в этом доме ему было дотоле родным, что ему очень сильно захотелось остаться здесь хотя бы на денёк, но разум его не обмануть этой дешёвой сентиментальной жалостью. Он для себя уже давно всё решил, оставаться в его планы не входило. Правдина всегда как-то определённо раздражала сентиментальность. Он считал, что эта сильная зависимость от разных жизненных ситуаций уводит человека с пути.
Попрощавшись с домом детства и забрав оттуда документы на право владения, он направился в администрацию Лужинска.
Павел зашёл в это большое кирпичное здание только ближе к вечеру. Там его совсем никто не ждал. На пороге к кабинету мэра города секретарша поинтересовалась целью визита. Предупредив мэра, секретарша попросила Правдина пройти в кабинет. На входе в кабинет его глаза встретились с табличкой, на которой было написано «Щербаков Михаил – мэр города». Войдя в кабинет, он увидел мужчину лет 35 с черными волосами и карими глазами. Мэр был погружен в краткосрочные думы, но ненадолго, с приходом Павла в кабинет Щербаков встрепенулся и резко перевёл внимание на незваного гостя.
– Здравствуйте, Павел Анатольевич. Не думал я, что вы ко мне с таким визитом придёте. Ну что же тут поделать. Присаживайтесь. Не стесняйтесь. – очень благозвучно промолвил мэр.
– Добрый вечер. А я никогда и не думал к вам приходить. – уверенно произнёс Правдин.
– Честно сказать вы меня очень удивили. У вас такой честный и справедливый был отец. А вы так… – с небольшой, но выраженной аффектацией в речи произнёс Щербаков.
– Но не вам судить. – грубоватым тонном сказал Правдин.
– Да, вы несомненно правы. Вы же бывший судья товарищ Правдин, вам как никак видней кого и как судить. Скажу вам по секрету я вашему отцу большую взятку пытался дать, да только он даже думать не стал. Но вы его точно превзошли. Ей богу превзошли. – с едким смехом ответил мэр.
– Что за фарс вы здесь разыгрываете. Делайте свою работу и не суйте свой нос в мою личную жизнь. – с внутренней злобой произнёс Правдин.
– Не нравится. Ну да нечего страшного. Никому не нравится. – ещё немного посмеявшись сказал Щербаков. – Теперь перейдём к делу. Мн