Раздав всем задания, он проводит пятиминутку, в которой муторно и заученно напоминается о преимуществе социализма перед гниющим Западом. Все, кроме Женьки, закуривают. Курение ‒ великий социальный уравнитель. Достав папиросу и сладко затянувшись, мастер вдруг вспоминает:

‒ После работы проводим собрание, каждый возьмёт повышенные соцобязательства на ближайший квартал. Кто не придет, тому ударим по зарплате, ‒ мастер строго окидывает работников взглядом. ‒ Я не шучу! Быть всем!

Вот и станок. Что там на нём? Зевая, передернув плечами и скидывая остатки сна, Евгений всматривается: сделан в 1923 году в США. В голове занозой сидит вопрос, что ж это за такое, Запад всё загнивает, а станки мы их используем?

Вспоминается сон, и Евгений Михайлович понимает, что с того самого времени Запад всё разлагался и давно уже забыл свои приоритеты, а наша родина всё это время шла вперед к победе труда, поэтому там всё стало хуже, а мы уже догнали их тех, прежних, и вот-вот пойдём на обгон. Всё остальное ‒ временные трудности.

Так Жека, ставя одну болванку за другой, видел, как наяву, что на очередном научно-техническом вираже мы обходим гнилой Запад. Он исчезает за горизонтом, как закатное солнце. Подтверждение этому, конечно же, ‒ наши классики.

«Если мы обошли их в духовном плане, то в материальном и подавно сможем, ‒ рассуждает он. ‒ Возьму-ка я повышенные социалистические обязательства, сделаю тысячу болванок – нанесу смертельный укол Западу! ‒ решает уже другой Жека».