‒ А, понял, ‒ Вил ткнул себя и сказал, ‒ Вил. Ну и имя у тебя дурацкое. Смотри, давай ты будешь Умар. Я фильм видал, там мужик на тебя похож, Умаром звали. Тоже здоровый, лохматый… Давно видал, в 70-е.

Вил тыкнул его в грудь:

‒ Ты – Умар. Повтори.

Детина оказался умным, быстро всё понял, согласился с новым именем, взял тяпку и ловко начал окучивать картошку.

«А чё, такой помощник пригодится. Приодену его в старое, постригу. Дети приедут, скажу, что бомж живет, не жалко».

Михалыч, кряхтя, пошёл в избу, написал сыну сообщение в социальной сети, мол, привозите одежду для Умара и провизию. Описал, дескать, пришёл парень, работящий, будет восстанавливать дом рядом и жить по соседству. Теперь будет веселее.

Работа в огороде спорилась. Несмотря на вчерашний дождь, земля уже подсохла и почти не налипала на тяпку.

«Ну и ладно, буду Умаром, зато кормят и работа лёгкая, а там посмотрим», ‒ размышлял пришелец.

Ур никак не мог понять, что же произошло, где же он, что за мощное орудие для обработки почвы, лёгкое и удобное. Мельком он смотрел на странный забор и бродящих вдоль него коз.

«Нужно пожить у старика, изучить, что да как, начать с ним общаться. Язык у него грубоватый, но вроде несложный. Главное, найти своих и найти пещеру, через которую я попал на эту сторону мира».

Мысли здоровяка прервал подошедший старик.

‒ Хорошо, молодец, ‒ глядя на грядки, Вил расплылся в улыбке.

‒ Хорчо, модец, ‒ повторил Умар.

‒ Да, почти так, давай еще, ‒ подбодрил его старик.

Дальше ‒ больше. К концу дня огород был обработан самым тщательным образом, прополке подверглись даже лопухи у забора. Вил всё это время показывал, как и что нужно делать, при этом обучая парня новым словами и фразам. К вечеру детина обучился управляться с тяпкой, лопатой и кувалдой.

Михалычу очень нравился работник: понятливый, послушный, ну прям приятно обучать, бывает же такое. Тем не менее, такие люди настораживали. Жизненный опыт говорил о том, что если человек послушен и понятлив, то обязательно, в конце концов, сделает какую-нибудь гадость. Вот перед взором Вила встал его школьный приятель Ромка. Умный был, отличник. Родители довольны, всё что ни попроси – сделает. Друзей море, на гитаре играет, весёлый, всегда готов помочь. Так, постепенно бессребреник Ромка стал руководить комсомольской ячейкой, чуть позже стал начальником района. И началось.

Ромкины продвижения оказались стремительными и для многих крайне неприятными. За годы лояльности к окружающим он тщательно изучил слабые и сильные стороны земляков, их секреты и привязанности. После ему не составило труда исполнить на струнах душ прекрасную мелодию своего триумфального карьерного роста. Сельские не сразу поняли, что попали в чётко спланированный спектакль. Ромка знал, как, что и кому говорить. Жители, сами того не заметив, всё чаще стали ссориться. А кто сможет разрешить любой спор, объяснить кто и почему прав, как не милый и умный парень Роман. Он легко тушил возникшие конфликты, получая ещё больше доверия и уважения, которые преобразовывались в любые нужные ему формы: от денег до продвижения по карьерной лестнице.

‒ Ладно, заканчивай, ‒ Михалыч показал на заходящее солнце. ‒ Пошли я тут наварил еды, пожуем.

‒ Ага, шли, арил ды, ‒ закачал лохматой башкой Умар.

Вил, чем мог, от души накормил работника: достал самодельный козий сыр, мешок карамелек, привезённый Еленой из города, поставил на стол здоровенную миску рисовой каши.

‒ Вот. Есть нужно ложкой.

Поев, Вил пошёл обслуживать солнечные батареи, после включил ноут и, поставив его на стол, стал смотреть старый фильм. Всё это время за ним неотступно следовал Умар. Парень, был очень любопытен, всё спрашивал, постоянно удивлялся или пугался. Вил сам почти ничего не делал, но смертельно устал, обучая Умара. Даже просмотр фильма превратился в многочасовое объяснения каждого эпизода при помощи жестов и 30-40 слов, которые запомнил здоровяк днём.

Так шли день за днем. Через две недели приехала Елена с сыном и внуком. Приехали они рано утром, как и обещали накануне. Вил тщательно готовился к их приезду. Он часами смотрел фильмы с Умаром, много говорил с ним, и тот начал потихоньку что-то отвечать и понимать окружающий мир. Вилу было некогда задумываться, откуда этот парень взялся на его голову, дни пролетели в заботах. Работы было сделано так много, что приходилось подумывать о строительстве дома для Умара недалеко от Вила. Работник был неутомим: за полдня они с Михалчем натаскали столько дров, что хватило бы на две зимы, отремонтировали забор и сарай, покрасили дом, поставили сушиться наловленную в реке рыбу. Такими ударными темпами можно к осени и соседский дом восстановить. Вил закрывал глаза и видел село своего детства: клуб и кучкующуюся рядом молодежь, охоту в лесу, размеренную сельскую жизнь.

***

«Как же лень ехать к отцу в село, как он достал своим упрямством».

Гоша, сын Вила, давно закончил школу и уехал из села. Уехал после 8 класса поступать в техникум на бухгалтера-фининспектора. С детства Гоша рос слабым и ленивым. Невысокий, с редкими жирными волосами парень не привлекал девчонок. Вечно ходил по селу с недовольным лицом и брезгливо морщился при виде коров и прочей живности. Учился так с трудом на троечки, по дому не особо помогал, за что часто получал от отца. Но что сделаешь, как говорится, в семье не без урода. В городе паренёк просто расцвел: хорошая работа, женский коллектив. Вскоре сыграл свадьбу, женился на кассирше. Теперь сын Вила большой человек в областном городе ‒ управляющий банка. Гоша не любил ездить в село, где в детстве его никто не любил, считали тупым и недалеким, но отец упёрся, и приходилось помогать ему: то забор сделать, а то электричество.

Вот еле заметный свёрток с трассы ‒ старая, полуразрушенная, поросшая по краям молодым лесом дорога-бетонка. Ещё пара-тройка лет, и дороги не будет, всё зарастет.

«За каким лешим отец там живет, упрямый как баран», – говорил про себя Гоша.

Новый крузак лениво раскачивался на разбитой дороге, не имея возможности разогнаться. Въезд в село, бетонка закончилась, пошли поросшие травой, еле заметные съезды. Зимой Вил жил автономно, к нему пробиться с трассы не мог никто, как-никак 20 километров по глубокому снегу. Но как-то в один год сын решил сделать отцу подарок и приехать на новый год. И приехал, но цена этой слабости была немалая. Пришлось нанять пару тракторов для чистки дороги, и те целую неделю осваивали деньги Гоши. Вот и сегодня, свернув с бетонки, машина тяжело преодолевала раскисшую дорогу. В десяти метрах от дома сын остановился и вышел.

‒ Как здорово, воздух-то какой! ‒ имитируя радость, Григорий потянулся и, громко сопя, начал вдыхать воздух.

Из машины вышли жена Вила и его внук Ромка двенадцати лет.

‒ О, смотри! Старик забор-то как выправил и дом подремонтировал, покрасил, ‒ удивился Роман Вилевич.

Из ворот им навстречу вышли Вил и Умар.

Из ворот лениво почесываясь и зевая, вышли Вил с Умаром.

‒ Фу! Свои! ‒ ухмыльнувшись, лениво осадил напрягшегося здоровяка старик. Зевая в кулак, он протянул. ‒ Здорово, сын, всё жду тебя, а ты как обычно неожиданно.

‒ Ага, батя, привычка. Езжу, понимаешь, всё время с проверками, привык челядь в врасплох заставать, сам себе не рад.

‒ Вот, живём тут, Умар начал ставить рядом дом на фундамент этих…как их… ‒ Михалыч наморщился, из головы выпали имена бывших соседей.

‒ Козловых. Они рядом с нами и сейчас живут, встречаемся, ‒ Елена с радостью напомнила забытую фамилию.

Старик решил встретить родственников на летней кухне-беседке, которую недавно соорудил Ур всего за полдня. Она была в форме неправильной кляксы с округлыми краями и элегантно вписалась между яблонями – безумный проект Михалыча.

Елена и Роман рассматривали незнакомца и не могли понять, кто ж он по национальности. Ростом чуть выше среднего, но очень массивного телосложения, с густыми волосами на голове и бородой, смуглый, из-под старого костюма выглядывали мощные жилистые руки. Вид был нелепый: штанины, заправленные в кирзачи, костюм на голое тело, грудь, оформленная густым волосом, торчала из разреза пиджака и напоминала свитер с начёсом.

‒ Григорий Вильевич, управляющий, так сказать, банка, ‒ при этой фразе сын воздел руку с оттопыренным указательным пальцем к небу.

‒ Умар, лес сын, работа тут, ‒ Ур ударил себя кулаком в грудь и издал короткий рык.

Ромка обрадовался незнакомцу и, схватив его за рукав пиджака, потянул в сторону приговаривая:

‒ Дядя Умар, покажи мне что-нибудь. Может рыбачить пойдем, а? Пойдем, я удочки привёз.

‒ Никто никуда не пойдет, сейчас одежду и продовольствие выгрузим, поедим и поедем, как договаривались, к дяде Лёше, там и порыбачим.

Солнце чуть зашло за тучу, с травы радостно поднялись мошки и комары. Приехавшие начали брызгаться мазями и ворчать. Сын выгрузил одежду и провизию. В конце всех подарков Гоша торжественно достал карабин, помповое ружье и целый мешок с патронами.

‒ Это, батя, тебе подарок, ты ж писал, что старое всё сломалось, ‒ торжественно задрав голову и осмотрев непривычное безлюдье, начальственно произнёс приезжий.

‒ Давай скорее сюда, не тяни, аплодисментов не будет, некому, понимаешь, а мне неохота.

В повисшей тишине слышалось лишь прерывистое дыхание Ура, стаскивающего добро из машины в дом, вскоре он вышел переодетым в спортивный костюм «Puma».

‒ Ну ты, Умар, чисто борец, здоровый какой! ‒ Григорий не смог сдержать эмоций, подошёл к Уру и по-свойски потрогал его в районе бицепса.

‒ А, бобец пошто, ‒ улыбался Ур и стучал себе в грудь.

Вил остановил его:

‒ Умар, поспокойнее, всё хорошо.

Старик по-отечески поправил на нём одежду и что-то шепнул на ухо, при этом, не прекращая рукопожатия, всё сильнее сжимал его руку. Умар рявкнул и, растопырив руки, начал приглашать гостей в дом:

‒ Улоси просим, хости дорошие.

Приехавшие зашли на двор через открытые в их честь ворота. В глаза бросился идеальный порядок. Огород без единого сорняка, всё отремонтировано и покрашено. Под яблонями стояла беседка удивительных форм, в ней ‒ круглый стол, заставленный угощениями.

‒ Обалдеть, первый раз так круто у деда, ‒ Ромка забежал в беседку и начал руками таскать жареную рыбу из большого чана.

Все сели за стол. Вил отодвинул внука от стола.

‒ Иди, давай руки мой, вон рукомойник на столбе. Эх, говорил же не называть его Ромкой, а то растёт наглым, станет как, ну, тот наш начальник Роман.

‒ А, что плохого? Стал начальником, а вам, дурням, завидно, ‒ Лена одобрительно похлопала внука по плечу.

‒ Ладно, пусть так. Пусть будет, хорошо. Давайте пообедаем, ‒ Михалыч крякнул и добавил. ‒ Сын, слушай, может что покрепче привез, а?

Гоша, смутившись, достал из-за пазухи виски восемнадцатилетней выдержки.

‒ Ты что, обалдел, мог бы им водки привезти, ‒ начала сокрушаться жена.

Вил молча взял бутылку и деловито установил её рядом с собой.

‒ Тебе, сын, нельзя, вы ж ехать собрались, так что наливай вон молока, ‒ Михалыч строго приказал всем не пользоваться привезёнными продуктами и вкусить экологически чистых органических вкусностей.

На столе стояло козье молоко в банке, в большой чаше наломан козий сыр. Море варёных яиц, зелёного лука, отварной молодой картошки и солёных огурцов. Венцом пира был здоровенный эмалированный таз, доверху забитый жареными окунём и плотвой.

Все минут двадцать активно поглощали пищу. Дед поглощал виски. Когда осталось треть бутылки, он оторвался и позволил попробовать напиток Умару. Ур хлебнул и обжёг рот. Чтобы снять неприятные ощущения, начал сразу запивать виски водой, мотать головой и фыркать.

‒ Всё, мы поехали, нас дядя Лёша ждёт, опаздывать к нему ‒ большой грех, ‒ Гоша засуетился, начал суетливо ходить, пытаясь открыть мессенджер на телефоне. Связь была неустойчивая, и это напрягало.

Дядя Лёша имел хорошую должность, и дружба с ним считалась счастьем и путёвкой в жизнь. Григорий чувствовал, что должность управляющего может уйти к другому и настала пора найти себе другое тёплое место, такое, куда не целили столичные назначенцы. Данным тонким вопросом Гоша начал активно заниматься год назад, его взор тогда упал на место замгубернатора по экономике. Дядя Лёша в настоящее время как раз и занимал эту должность, но был в преклонных годах и искал себе приемника. Власть в области передавалась не просто так, а только надёжным ‒ своим ‒ людям, а стать своим деревенскому парню было сложно. Григория пару лет назад вызвали в столицу и дали понять, что контракт с ним после окончания текущего продлевать не будут. Нашёлся более достойный парень, сын какого-то министра. И этот выпускник финансовой академии, твёрдый троечник и балбес более достоин возглавить областное подразделение крупнейшего банка, а он, Григорий Вильевич, должен это принять и уйти на вторые роли в заместители, чтобы прикрывать тылы юного балбеса. Такая перспектива сильно напрягала Гошу не только психологически, но и финансово. Он отлично понимал, что лиха беда начало, пройдёт ещё год и найдётся еще некий сын или дочь, для которых его сместят ещё ниже ‒ в руководители районного подразделения банка.

Все заспешили, начали прощаться с Вилом и Уром.

‒ Всё, отец, пока. Заедем через месяц, звони на Скайп, ‒ Григорий пожал руки отцу и его пятнице и плюхнулся в удобное кожаное кресло машины.

Жена и внук обняли Вила и пообещали звонить каждый день, Ура они позвали в гости. Понятно, что никто не ждал, что он приедет, но таков этикет. Ур же уже понимал фразы и возбудился.

‒ Садись сейчас ехать с тобой, ‒ Ур подошёл к машине и начал смотреть, куда ж ему сесть.

‒ Нет, не сейчас, потом, через месяц, два… ‒ Григорий отрицательно замахал руками.

‒ Хочу едь, интересный, сам говорить, ‒ Ур нахмурился и, оскалив зубы, зарычал.

Вил начал его успокаивать и отвёл в дом. Воспользовавшись моментом, все мигом уселись на свои места, и машина, быстро набирая скорость, понеслась по ухабам. Вил и Ур выскочили из дома.

‒ Ну и хрен на них, пускай валят. Там Лёша важный, а мы так… ‒ Михалыч в сердцах махнул им вслед и пошёл допивать виски, при этом включил на ноутбуке песни 60-х годов.

‒ Алят хен с ним, Оша важный… ‒ Ур скопировал фразу своего шефа, так же махнул рукой и сел за стол.

Уже опустился вечер, взошло цыганское солнце, два человека в беседке будто не замечали этого, они пели, мерно покачиваясь, и изредка один из них выкрикивал фразу:

‒ Ты меня уважаешь?

Второй, крепкий, скалил зубы и вторил:

– Да, Михачь, я ужалю тебя.

Поиски племени

Дни шли один за другим, похожие друг на друга, как капли дождя. Так пролетело полмесяца. На фундаменте соседнего дома появились первые венцы. Ур достаточно неплохо говорил по-русски, уже не делал ошибок в построении фраз, его выдавал лишь странный свистящий акцент. Однажды утром, смущенно перебирая лацкан пиджака пальцами, Ур спросил:

‒ Начальник дорогой, хочу с тобой идти искать жена, ‒ Ур махнул рукой в сторону заросших лесом гор.

‒ Ну, давай запланируем поход прям на завтра. Покормим кур, воды оставим, а то может нас и сутки не будет, ‒ Михалыча самого интересовал вопрос о родственниках Ура.

Видно было, как загорелись потускневшие с годами глаза старика. Вил оживился, весело раздавал распоряжения по хозяйству Умару, а сам с радостью начал готовить карабин и помповое ружье к походу. К вечеру каждый сделал дневной урок. Умар накормил коз, надоил молока, собрал яиц, наполнил водой поилки и даже успел срубить несколько новых венцов своего дома. Вил смазал оружие, сложил в два рюкзака патроны, одежду, палатку и продовольствие. Оба с нетерпением ждали завтрашнего дня, чтобы отправиться в поход на поиски затерянного племени.

Ур всю ночь продремал одетый у окна. Одет он был в мембранный костюм и термобелье; высокие берцы удобно сидели на его ногах. Точно такой же костюм был и у Михалыча. Умар вспоминал, как в первый раз, увидев эту одежду, был удивлён, а теперь она на нём и ему очень удобно. Прошлое уже казалось далёким, и даже нереальным.

Слегка забрезжил долгожданный рассвет. Михалыч уже встал, не спеша приготовил завтрак, оделся. Товарищи молча сели за стол, ели сосредоточенно, будто выполняли работу. Во дворе лениво прохрипел петух, сруб тихонько поскрипывал, жалуясь на свою нелегкую жизнь. Говорить не хотелось, казалось, что стоит заговорить, как унесётся, куда-то душевный трепет, угаснет щемящее томление, и день вновь станет обычным. Слова не могли передать многообразия охвативших чувств, их могли передать только молчание да блеск глаз.

Лето уж давно перевалило за середину. Шла вторая половина августа. Воздух стал прозрачным, небо выше. Птицы молча и деловито летали, готовясь, кто к перелету, кто к зиме, их трели остались в весеннем лесу. Роса выпадала реже, ночи стали холоднее. Поход в лес больше не сопровождали тучи насекомых, только тенёта лезла в лицо, напоминая о скорой осени.

Умар шёл очень быстро, изредка наклонялся, ощупывая землю, растирал её в ладонях, нюхал и шёл дальше. Вил время от времени внезапно покрывался испариной и выкрикивал:

‒ Привал!

Останавливался, пил воду, отдыхал. Прыскал в рот нитроглицерином, при этом лицо становилось серым и мрачим. Умар вставал поодаль. Глаза его горели, ноздри раздувались от возбуждения.

‒ Ты чисто конь, ‒ отдышавшись, говорил Вил. ‒ А я что-то сдавать стал…эх…молодость! Смотри, завтра должны прийти обратно! У нас хозяйство, ‒ продолжал Михалыч.

‒ Да, буду вместе завтра, идти только надо, ‒ Ур давно ждал похода, но боялся идти, боялся неизвестности.

Скалы и река оказались в четырёх часах ходьбы. Вот и та пещера. Умар показал пальцем на вход в скале.

‒ Это оно. тут вход.

‒ Странное место, нехорошее, ‒ подтвердил Вил.

Он вспомнил, как когда-то в юности он с приятелями ходил в походы, во время которых старики рассказывали им легенды. Дескать, некоторые пещеры у реки ведут в загробный мир, и если человек или животное забредали туда, то больше их никто не видел. Вспомнил Вил школьного приятеля взбалмошного Витьку, драчуна и хулигана. Он назло легендам ходил по этим пещерам. Однажды он исчез на неделю. Потом пришёл в изодранной одежде, испуганный и молчаливый. Всегда разбитной весельчак и задира стал немым и замкнутым, часто плакал, мотал головой и мучился бессонницей. Голова его из смоляной стала седой. Врачи осмотрели его, травм не нашли и отправили лечиться в психбольницу в областной город. Вскоре, говорят, Витька перестал вставать и пропал в стенах психушки.

Но делать нечего, сейчас надо лезть в эту нору. Кряхтя, Вил заполз в мокрое, заросшее крапивой, едва заметное отверстие. Умар, как змея, быстро полез в самую глубину и оттуда позвал Михалыча:

‒ Надо сюда. тут сидеть чуть-чуть и можно назад.

‒ Ладно, ползу, ‒ отозвался дед.

И вот они в конце неглубокой пещеры, под ногами жидкая грязь, сверху капает вода, темно и сыро.

‒ Хороший погреб, но сырой, ‒ -изрёк Михалыч. ‒ Тут овощи все сгниют к чертям.

‒ Всё, идём назад, ‒ Умар, помогая ползти Вилу, пополз обратно по мокрым камням пещеры.

‒ Ё-моё, японский городовой… ‒ выдохнул шокированный Вил.

‒ Моя место! ‒ радостно кричал Ур. ‒ Моя попал правильно место!

Вокруг пещеры исчезла крапива, на её месте рос высоченный папоротник, было влажно и жарко. Всюду, за редким исключением, простирался многоярусный тропический лес ‒ джунгли. Михалыч спрятался в высокой траве, настороженно всматриваясь в сторону леса. Оптический прицел выискивал опасность, ощупывая джунгли, палец на курке оцепенел в напряжении.

‒ Ну, вроде всё чисто, ‒ Вил ловко сплюнул на землю и заменил винтовку на помповое ружье.

‒ Это лучше для ближнего боя, ‒ подмигнув, произнёс Вил, ловко лязгнув затвором.

Умар крадучись начал движение вглубь джунглей. Вил шёл за ним, наблюдая за всем через прицел.

‒ Тут всё нет, можно спокойно вперёд, ‒ Ур махнул рукой в сторону солнца.

‒ Ты иди, мне тяжело, я тут лагерем встану, ‒ Михалычу было нехорошо, он был бледен.

‒ Да, можно тут лежать. Хорошо пойду, буду час-два. Тут жди, ‒ Ур обнял Вила и быстро удалился.

‒ Ага, молодой… Я-то раньше тебя как стоячего… Эх, не то уже.

Вил устало скинул рюкзак, установил палатку, насобирал сухих листьев и веток, снял дёрн и подготовил кострище. Огонь весело затрещал. Старик, наблюдая за пламенем, вспоминал свою так быстро промелькнувшую жизнь. Огонь быстро поглощал ветки, как время поглощало прожитые года. В такт отблескам вспоминались картины из такой короткой-длинной жизни.

Вскоре послышался хруст веток, Вил схватил ружьё и спрятался за сваленным деревом. Из кустов появилась мощная голова неведомого зверя, похожего на носорога. Животное медленно пережёвывало толстые ветки тростника, громко всхрапывало, мотало головой, раскидывая ошмётки липкой слюны, повисавшей на ветках белым снегом.

***

Было тепло и тихо, лёгкий ветерок шелестел высокой травой, неизвестные насекомые умиротворяющее стрекотали, и Михалыч задремал. Сон был странный. Снилось, что пришёл Умар, весь в ранах и, истекая кровью, крикнул:

‒ Бежать, домой!.. ‒ вскрикнул он и испустил дух.

Вил бросил снаряжение, взял только оружие и припустил к спасительной пещере. Вот уже она, всё, спасен. Но что случилось! Вход стал таким узким, что туда влезала всего лишь одна нога. В отчаяние старик начал впихивать туда ноги, сев перед входом, но они никак не входили, а позади уже слышалось чьё-то горячее дыхание. Вил решил стрелять. Он пытается развернуться, держа в руках винтовку, но пещера теперь держит его.

‒ А-а-а, всех постреляю! ‒ кричит старик и начинает беспорядочно стрелять не глядючи.

На него падает окровавленный Умар, которого он случайно подстрелил и шепчет:

‒ Больно… Иди дальше… Это не та пещера…

Михалыч просыпается весь в поту, снимает помповое ружье с предохранителя и вскакивает, готовый к худшему.

Кругом звенящая тишина, иногда прерываемая хрустом то ли веток, то ли костей в пасти хищника, солнце у горизонта освещает джунгли оранжевым светом. Вил чувствует, ночью ему не выжить, нужно идти к пещере, ждать уже нечего.

Прошло чуть более получаса, солнце почти скрылось за горизонт. У входа в пещеру горит костёр, около него сидит измученный человек и напряженно вглядывается в лес. В костре лежат несколько толстенных брёвен, которые старик сдвигает по мере горения. Джунгли наполнены вскриками и стонами, время от времени в темноте леса блестят чьи-то глаза и мелькают тени. Михалыч прижался спиной к скале, в руках ружье, у ног винтовка. От ужаса тело колотит крупная дрожь.

«Ну ёкарный бабай, ещё жду два часа, и всё. Огонь гаснет ‒ я иду в пещеру и домой, ‒ рассуждал старик. ‒ Сын скоро привезёт собаку, у меня хозяйство, зачем мне всё это… Скажу, что Умара депортировали на родину. Нажил себе приключений».

Беседа с собой постепенно успокаивала Вила.

«Да что тут, я вооружен, пещера за спиной… Мне бояться нечего».

Совсем рядом в кустах послышалось шевеление и голос Умара:

‒ Это пришёл твоя, все мог, пришли, плохо, но кто-то остался.

Вил бросил в огонь сразу все дрова и включил фонарь.

‒ Ба, ничего себе!

Перед ним, низко пригнувшись к земле, находилось не менее двадцати человек. Мужчин почти не было, больше женщин и детей. Женщины высокие, мощные, жилистые тела, как будто свитые из веревок, глаза блестят.

‒ Ну это того, жуть, а не бабы… Да, не повезло вам с ними, и не выпьешь. Такая и убить может, ну чисто звери, ‒ Михалыч непрерывно качал головой удивленный увиденным. ‒ А ещё говорят, половой диморфизм, женская конституция… Тьфу на этих ученых, тут хрен поймешь, кто здоровее. Нарожали же таких. Поди, тут радиация или ещё дрянь… Мутанты, ёшкин-матрёшкин… ‒ Вил нескончаемо горевал вслух.

‒ Все идём, ‒ Умар всех пригласил в пещеру, но все не влезли.

Шли партиями по пять-шесть человек. Процесс под руководством Умара шёл бойко. Десять минут, и новая партия.

‒ Ну что, нашёл, вижу. Родственнички у тебя… ого-го! ‒ Михалыч показал большой палец и покачал головой. ‒ Чисто кони. Бабы-то точно кони.

Ур, взяв с собой только топор и нож, обнял Вила, своего старшего, своего спасителя, и побежал искать своих в джунгли. Воздух был иной, совсем не тот, что на другой стороне пещеры. Бежать было легко, запахи знакомых и трав кружили голову, сердце билось от волнения, он скоро увидит своих. Вот и знакомый склон, тут была их последняя стоянка. Поляна пустая, кругом видны следы борьбы. Ур понял, на них напали с неделю назад. Тела убитых сброшены в овраг и завалены камнями. Значит, кто-то выжил и не так давно покинул место стоянки.

Низко пригнувшись, Ур бежал по едва заметному следу ушедших. Ушло около шестой части племени, в груди всё сдавило. Вскоре его остановил предупреждающий крик, и впереди из сумрака вышли две фигуры с копьями. Он услышал родную речь:

‒ Стой, кто ты?

‒ Ур. Я выжил тогда на охоте. Зий-то пришёл?..

Наступила пауза.

‒ Пошли с нами, тут рядом, сам всё увидишь.

Короткий бег, вот и стоянки ‒ небольшая опушка леса, пять наспех собранных шалашей. Волнение лишило Ура осторожности, заскочив в первый же шалаш, он встретился с Зием. Друзья смотрели друг на друга и не могли говорить. Через мгновение обнялись, застыв так на несколько минут. Вскоре Зий с трудом объяснил, что произошло.

‒ Когда мы разделились, я побежал обратно через болотину, спутывая след. Бежал долго, болото не пускало, приходилось местами переплывать участки чистой воды, опасаясь аллигаторов. К месту стоянки я прибыл к вечеру.

‒ И что, вы собрались и ушли? Где все? ‒ Ур не понимал.

‒ Старейшина осмотрел меня, подумал и приказал выпороть прилюдно за то, что ел дурманящие плоды во время работы, оставил отряд охотников, и ещё наговорил кучу всего.

‒ И что?

‒ Да ничего. Убежал, взяв своих и твоих, ещё моя женщина взяла семьи двух своих братьев, которые были на работах, а твоя уговорила каких-то других родственников. Вот мы и убежали сюда, тут и живем… Ну, почти так.

‒ Что так, а что ещё? ‒ Ур хотел узнать всё.

‒ Ну, там через три дня я с парой мужиков ходил на старое место… ‒ Зий не договорил, внезапно начав рыдать.

Успокоившись, Зий продолжил. Оказалось, что они увидели ужасную картину боя и пленения. Уставившись в землю, несчастный описывал работу по погребению погибших и очистки места стоянки, как велели законы племени. Всё остальное произошло как во сне. Ур встретил свою семью, все радуются, но в памяти остались лишь обрывки сменяющихся картинок: радость встречи, быстрые сборы, поход к пещере через колючий кустарник и бурелом и испуганный Михалыч у костра.

‒ Ну что, Умар,. Кажись, всех твоих переправили. Давай не спи, наша очередь, ‒ Михалыч аккуратно взял Ура под руку и подвёл к пещере.

На другой стороне

Холодное августовское утро, туман. Группа людей сидит на корточках около пещеры. Все, кроме двух, почти голые. Вперёд выходит Вил.

‒ Стройся! Давай в шеренгу по четыре… Короче, выравнивайтесь.

Ур кивает головой и начинает расставлять людей, как приказал старейшина племени Вил Михайлович.

К полудню распогодилось, стало по-летнему тепло, и мысли о предстоящей осени перестали терзать усталого Михалыча, теперь ему бояться нечего ‒ у него куча работников.

Неровная шеренга вышла из леса и построилась возле дома Вила.

‒ Вы, двое, на уборку мусора, Умар покажет, где. Вы, на огород…

Вил даже не стал переодеваться, сразу взялся за руководство своими гастарбайтерами. Ну всё, пора и самому поработать. С видом большого начальника Михалыч зашёл в дом и позвонил на рабочий телефон сыну. После ожидания и общения с секретаршей Вила всё же соединили с ним.

‒ Ну, здорово сын, как у тебя? ‒ Вил спрашивал для приличия, ответы сына были ему ни к чему, но сразу переходить к делу было неприлично.

‒ Да так, работы много, и вообще… А что ты вдруг не по графику звонишь? Заболел? Сердце как? Опять переработал, как год назад? Что прихватило? ‒ устало расспрашивал Григорий.

‒ Не, всё хорошо. Короче, привези мне на трассу еды и прочего. Я рассчитаюсь, мне очень нужно, я за год отдам. Список могу скинуть. Ну что, сын, откроешь отцу кредитную линию?

‒ Ну, батя, я тут лезу в замы нашего губера, а тут ты… Давай, говори, диктуй, ‒ Григорий был раздражен.

‒ Гоша, не тяни, мне срочно нужно было ещё вчера, так что ты уже опоздал. Сделай максимально быстро. Договорились, сынок?

‒ Да, батя, сделаю, ‒ в трубке раздался щелчок, и сын отключился.

‒ Вил Михайлович, диктуйте вашу потребность, ‒ зажурчал голос секретарши.

‒ Голубушка, ты мне маякни в телеге, номер возьми у сына. Туда я всё и скину, ‒ Вил очень гордился своими познаниями в технике.

‒ Хорошо, сейчас всё сделаю. Здоровья вам, до свидания.

После разговора Михалыч прямо с крыльца дал ценные указания прибывшим, заняв их работой до темна. Сам же занялся заказом одежды на всех своих новых сотрудников, списком продуктов, сельхоз техники, лекарств. Ловко копируя ссылки, артикулы и адреса веб-сайтов, он сформировал список и рассчитал в Exel. Сумма набралась под миллион рублей, зато какой список, всё учтено, даже мелочи.

‒ Ничего, рассчитаемся, я не один, есть кое-какая мыслишка, ‒ улыбаясь, Вил мечтательно зажмурился.

К вечеру Михайлыч, вспомнив советскую армию, устроил построение. Вкопал перед домом столб с подвешенным на него рельсом, с помощью Умара собрал перед домом всех своих новоиспечённых односельчан.

‒ Умар, переводи, я буду говорить.

‒ Аха, говори.

‒ Короче, при ударе в эту хреновину, ‒ Вил ударил молотком по рельсу, ‒ вы услышите этот звук. Что молчим? Слышно?

Ур перёвел, народ закачал головой.

‒ Как услышали звук, бегом на построение, как сейчас.

Люди загудели, мол, да, согласны, давай, что дальше.

‒ Пока не выстроили себе жилье, жить будете у меня в хате, как-нибудь влезем… Всё, давай жрать и спать.

В беседке перед домом была организованна столовая. Вил сварил ведро картошки, настругал огурцов, отварил ведро яиц, всё собрал, что мог.

«Эх, что б меня, был механизатором, слесарем, скотником, а стал начальником, и куды мне столько», ‒ Михалычу сложно было представить, как прокормить такую ораву, да ещё из них мужиков-то всего пятеро, с ними жёны, одна на сносях, и куча детей, и всем не больше шести лет. Жуть. Умар тут сказал, что здоровый мужик в меховой накидке ‒ это подросток, ему около пятнадцати лет, а на вид ‒ все сорок. Выше всех, здоровенный, борода клочьями, достаёт до пупа ‒ чисто горилла из телевизора.

Раздался звонок на мессенджер. «Ох ты, сын, наверное». Вил распорядился:

‒ Как поедите, помойтесь у колодца, стирать вам всё равно нечего и спать.

Быстро забежав в дом, Вил открыл ноут. Ба, это ж Генка-бобр, товарищ ещё со школы, умный был, но толстый, и зубы торчали вперёд – бобр и есть. Он уехал из деревни, учился на геолога, работал в Иркутской области на золотых песках, потом в шахте. Вил был ему не просто товарищ, а ещё и троюродный брат, виделись на все праздники и дни рождения родителей и до сих пор общались, но всё больше по привычке.