* * *
Стоял толпе и один парнишка, ничем вроде не примечательный. Только глаза были грустные-грустные… И серые, даже чуть в синеву, среди других, в большинстве темных – наособицу. Парень подошел, когда Фокусник уже колдовал с картами, но издали ему плохо было видно. Он помаленьку стал подвигаться по кругу вбок, и странно как-то, на каждом шаге будто ныряя. И похоже, ему надо было все очень близко увидеть – слишком уж упорно он сквозь толпу пробирался. Когда вышла краля с собачками, парень уж добрался до самой коновязи. Тут круг зрителей размыкался, и стало понятно, почему он шел так чудно, припадая – одна нога у него была согнута дугой.
Парень пристроился с краю поудобней, достал из холщовой заплечной сумки тонкую дощечку и кусок грубой бумаги. Почти под мордой у лошади стал быстро чиркать заточенным угольком, взглядывая исподлобья на циркачей. И глаза уже не были грустными, даже повеселели, особенно когда он смотрел на забавных собачек и мальчика с дудочкой. А вот тех двоих, что колесом крутились, он и не пытался зарисовывать – так быстро они мелькали, не уследишь! Просто смотрел, дивясь их необычайной ловкости. Зато силача Жанно с гирями можно было не спеша изобразить во всех видах.
А потом один из кудрявых звонко ударил в бубен – словно пригоршня серебряных монет раскатилась. Второй загудел и засвистал на губной гармонике. И на канат вспорхнула несказанной красоты девушка. Сердце у бедного парня оборвалось и заколотилось где-то глубоко-глубоко… Он так и замер, прижав руки к груди… Весь в одни синие глаза превратился! Так и смотрел на нее с оборвавшимся сердцем, чуть не умер от счастья… Надобно сказать, что кроме своей сестры, он ни одной девушки близко не видел. Разве что соседскую дочь – уж до того неприглядную, да чей-нибудь затылок в церкви, прикрытый накидкой, или проходя мимо по улице. И вдруг Мариэлла! Ножки точеные у самых его глаз. Когда она подбежала к лошади, а парень смотрел, как зачарованный, они взглядами и встретились. Его как в пламя огненное бросило… Но быстро опомнился, будто какая мысль толкнула, и торопливо замелькал угольком по бумаге.
А девушка плавно скользила по канату на самых кончиках пальцев – словно по воде лебедушка! – и он успел до мельчайших черточек всю ее зарисовать. Вдруг она вскинула ногу – чуть не затылка коснулась, и тут же опустилась на колено. Вытянула другую ногу вдоль каната и отклонилась назад, веером ярким затрепетала. Все забыли дышать… Ни аха, ни звука – во все глаза глядели! А Мариэлла резво вскочила и пошла, весело постукивая одной ножкой о другую при каждом шаге. Быстрым прыжком повернулась и на ощупь, мелко-мелко засеменила назад, взмахивая веером и безмятежно улыбаясь.
В неземном блаженстве парень не отводил взгляда от изумительной плясуньи. Ломал голову – откуда взялась такая неземная красота? Может, Фокусник выкрал девочку в каком-нибудь городе, да еще у знатных родителей? Нет, глупости… Как простому трюкачу попасть в богатый дом, где на каждом шагу слуги, мамки и няньки? Какой только ерунды не приходит ему в голову… Но удивительно тонкое и нежное у Мариэллы лицо, и волосы необычайно светлые. Откуда в их краях такое диво? Хотя глаза у нее карие, но совсем не темные, а на солнце даже золотистые. Будь она бойкая, черноволосая и жгла вокруг глазами, он бы и не думал на нее любоваться. Не от всегдашнего смущения, а просто душа к таким не лежала. А Мариэлла – поистине небесное создание! Юбчонка едва колени ей прикрывает, а мыслей дурных не появляется. Если бы у любой другой – стыдоба и только, а от нее глаз не отвести – чистая красота!
В конце ее выступления силач Жанно опустился на колено и ухватился рукой за канат. Бубен рассыпал последнее серебро, гармоника пустила заливистую трель… Мариэлла одним легким прыжком обернулась к Жанно и по руке взбежала ему на плечо. Сияя улыбкой, она посылала на все стороны зрителям воздушные поцелуи. Что тут с народом сделалось – словами не передать! Толпа неистово вопила и так рукоплескала, отбивая ладони, будто со всех домов в округе с грохотом посыпалась черепица! А в довершении общего восторга, Мариэлла раскинула руки, и прямо с неба к ней слетели три белых голубя. Все разом стихло, точно по волшебству. И правда, всюду этот нехитрый фокус казался чудом. Потом уж спохватывались, что у циркачей и собачки ученые, и даже птицы. Но в первый момент зрители повсюду застывали, как завороженные. И парень тоже благоговейно замер. А звали его Габриэлем.
* * *
Потом снова вышла краля с мальчиком и собачками. Габриэль понял, что представление еще продолжится, а у него совсем закончилась бумага, да и та дрянная. Вот если бы купить хорошей у рыночного писца, чтобы нарисовать Мариэллу. И Габриэль торопливо захромал к тому месту, где обычно сидел человек, писавший на заказ письма и прошения. Вот он! Писец сидел на низкой скамеечке, а столом ему служил высокий табурет. От нечего делать он лениво поглядывал вокруг и не спеша очинивал перо. Габриэль бросился к нему, как утопающий: "Будь добр, продай мне пару листов бумаги! А писать вовсе ничего не нужно."
Писец окинул его хитрым взглядом. Глаза у парня полыхают, руки дрожат – видать, позарез нужно. Назвал свою цену, да с лихвой. Габриэль отступил на шаг: "Нет у меня таких денег, на один только хватит… – но тут же отчаянно зашептал ему – Вот, посмотри, я циркачей там рисую. Может, тебе тоже нарисовать? Уступи второй лист, а я потом деньги принесу, вот те крест!" Писец кивнул: ладно бери, да смотри – без обману! Габриэль побожился, и как на крыльях, своей утиной походкой радостно заковылял обратно.
Когда он вернулся, Жанно перекидывал гири, и Габриэль лишь немного поправил прежний рисунок, а хорошую бумагу тратить не стал. Тут к нему сбоку прижался какой-то человек, глянул с любопытством, подышал в ухо и спросил – а его он мог бы нарисовать? И дорого ли возьмет? Габриэль сперва растерялся и чуть было не согласился без платы. Но быстро спохватился и ответил – два листа бумаги или их цену. Человек, не торгуясь, достал из-за пояса деньги и принял важную позу. Габриэль прищурился на него и начал рисовать.
Провел углем несколько линий – и вот уже появились кустистые брови, орлиный нос и оттопыренная губа. Портрет вышел очень осанистый, и заказчик ушел довольный. Не успел закончить одного, как за ним уже толкался следующий, и еще кто-то сбоку выглядывал… Габриэль сказал, что бумаги у него больше нет, а кто хочет быть нарисованным, пускай сам приносит. Но тут снова выпорхнула Мариэлла, и Габриэль, позабыв все на свете, рисовал только ее… Вот когда понадобились те хорошие листы!
Обходя круг с картами, Фокусник все косился в сторону коновязи, где около какого-то парня собралась кучка людей, все суетились и тянули головы, заглядывая ему под руку. Наконец поравнялся с ними и словно невзначай весело полюбопытствовал – чем же он так завлек зрителей, что и про его фокусы все позабыли? Габриэль страшно смутился, но показал начатый рисунок. Перед ним как раз стоял вертлявый парень, изображая гордый вид на лице. Фокусник посмотрел и одобрительно засмеялся: «Ведь и правда, очень похож! А Мариэллу ты, конечно, уже нарисовал – покажешь мне?» Залюбовался на рисунок, даже языком поцокал, очень похвалил! Потом что-то подумал про себя, потер щеку… Сощурился на Габриэля, да и говорит: "Послушай, ты не уходи сразу. Кликни меня – поговорить надо!" И уже отходя, обернулся к нему: "А как звать тебя?". "Габриэль".