– Говоришь так, словно всё просто.
– Сложнее, чем кажется. Тут главное не переборщить с самоуверенностью, а то можно быть битым…
– Тебе, мне кажется, и так хватает. Только руку восстановил.
– Без рук я не смогу писать, так что их надо беречь в первую очередь, – это была странная шутка. Или не шутка. Между тем, нам принесли наш заказ, и атмосфера сразу стала расслабленной.
– За нашу прекрасную встречу, – поднял бокал с тоником немец. – За первую, но не последнюю!
– Кампай! – отозвались мы и бокалы соприкоснулись с лёгким звоном. Вкус пива, пряный и бархатный, был тем, что позволяло расслабиться и предаться веселью. И, хотя алкоголя в нём не было, сама атмосфера была пьянящей. Эрнст лишь слегка пригубил из своего стакана и с удовольствием перешёл к закускам.
И именно в этот момент местный конферансье объявил о начале концерта. И на сцене появилась Люба и ещё несколько музыкантов.
– Dobry Vecher, Medvezhatki! – это приветствие на русском, видимо, было её фишкой. – Сегодня просто потрясающий день, так что, надеюсь на вас! Сегодня мы будем зажигать по полной! Мне и моим парням выпала честь открывать сегодняшний концерт! POGNALI!
Группа расположилась на сцене, и первым начал трубач. Он стал играть какой-то до боли знакомый и радостный мотив. Затем присоединился барабан и вся группа начала играть. Эта музыка наполняла сердце готовностью следовать за ней, подхватывать ритм. Текста в этой композиции не было, но было единство и удивительная гармония в звучании. Эта музыка заряжала позитивом. И, когда она закончилась, зал дружно приветствовал музыкантов.
– Spasiba!!! – Люба точно умела вести слушателей за собой. – А мы продолжаем!
В этой песне первым вступил синтезатор, настроенный под фортепиано. На удивление, ритм мелодии был очень размеренным и простым. На 3 счёта. Люба начала петь на английском, протяжно и длинно. Это была песня о двух людях, что шли навстречу неизведанному будущему, словно скитаясь по свету. В какой-то момент вступила мандолина, а мотив раскачивал зал на своих волнах. Мне казалось, что где-то я уже слышал эту песню, но всё никак не мог припомнить, где именно. Русакова вводила зал в подобие транса, а на небольшом пространстве перед сценой появилось несколько пар, вальсирующих в такт. И хотя эта песня была про судьбу двух влюблённых, я не мог назвать её соответствующей этому празднику.
– С другой стороны, Альтаир и Вега тоже столкнулись с трудностями и прихотями судьбы… – я сам не заметил, как сказал свои мысли вслух.
– Смотрю, творчество Любы зацепило тебя, – Эрнст сидел рядом и задумчиво покачивал в руках бокал с тоником. – Хотя это не её песня, она хорошо передаёт дух оригинала. И, пусть речь идёт о паре, я чувствую, что и Русаковой, и мне есть что найти в этом для себя.
– Дух скитаний?
– Скорее, непринадлежности к этому миру. Ведь мы идём в “Великую неизвестность”.
Я задумался. В самом деле, у Эрнста тут почти никого не было. Про его семью я ничего не знал, про друзей он никогда не говорил, да и отношения с Макото-сан и Марией он не особо демонстрировал. На фоне японских школьников он выделялся особенно сильно, настолько он был чужаком для нас, а мы – для него. И сейчас, глядя на него, я снова видел Тень. Может быть ненадолго, но он точно ушёл в размышления и отгородился от всего мира.
Я не хотел его тревожить лишний раз, так что сделал глоток пива и заел жареным сыром. Они сочетались очень недурно. А на сцене произошла небольшая смена состава инструментов. Появился аккордеон и саксофон. Звучало что-то похожее на свинг, очень лёгкое, но ритмичное. Касима-сенсей подсела ближе ко мне.
– Как тебе вечер? Не устал?
– Нет, но эта Танабата точно запомнится мне. Удивительно, сколько необычного может происходить прямо под носом…
– Да, я тоже ни о чём таком не догадывалась. И ведь это всё – всего лишь результат нашего знакомства с Эрнстом.
– Откуда, интересно, берутся такие люди?
– Из противоречий. Они с самого начала не вписываются в шаблонные модели поведения или жизни. Пытаясь найти свой путь, они постоянно спорят с собой и с миром. И таких, как Эрнст или Люба – ещё меньше. Большая часть противоречивых людей просто вылетают в трубу и не приходит ни к чему. И это в лучшем случае. В худшем они становятся опасными для окружающих и самих себя. Так что сейчас мы видим крайне редких представителей неуживчивых людей…
– И я этим восхищаться должен?! – наш разговор был серьёзным, но крайне странным по моим меркам. А Учитель рассмеялась в ответ.
– Я вообще-то тут сижу, народ, – Эрнст очень вовремя напомнил о себе, чтобы превратить всё в шутку. – Я не выбирал – жить мне с противоречиями или нет.
– Кстати, Эрнст-кун, – сенсей стала внезапно серьёзной. – А как ты жил в Германии до переезда?
– Ну, – он посмотрел в бокал и снова немного отпил. – Обычно.
– То есть в Германии все школьники так живут?
– В каком смысле?
– Ну, готовят, пишут сценарии, заводят кучу подружек…
– Вы так говорите, словно за Вами девушки косяками не ходили…
– Без понятия, о чём ты говоришь, – учитель как-то слабо ответила на этот подкол.
– Да по всей школе шорох и треск стоит по поводу Касимы-кун-сенсея, – Эрнст участвовал в диалоге крайне лениво, но даже в полсилы он был не промах.
– Серьёзно?!
– Да.
– Откуда ты всё это знаешь?
– Во время перемены я гуляю по школе без наушников, поэтому всё слышу…
– Чёрт! Моя репутация учителя рушится на глазах!
– А Вы только заметили? – я уже переставал понимать, что в этом диспуте шутка, а что сказано всерьёз.
– Я купила одному из учеников джин-тоник…
– Все мы совершаем ошибки, так почему Ваши могут быть хуже моих? Хори-сан!
– Чего? Я слегка потерял нить разговора.
– Полагаюсь на тебя. Позаботься о Касиме-кун-сенсее…
– ЧТО?! – наше с ней удивление было синхронным.
– В болезни и в здравии, как говорится…
Он откинулся на стуле и одним глотком допил джин-тоник. А я перевёл взгляд на его спутниц. Они были полностью поглощены тем, что творилось на сцене. Дарк-кабаре плавно ушло и вышла новая команда музыкантов, которые стали играть каверы на различные мировые хиты. И сейчас звучала композиция “Beautiful Tomorrow”, которую я не знал. Но, признаться, это было очень сильное исполнение с кучей сложных рифов и техник. И мастерство их басиста не могло оставить меня равнодушным. Я и не заметил, как сенсей села вплотную ко мне и обняла за плечи. А когда заметил, то решил не сопротивляться. Мне было не совсем понятно, что она испытывает, но, если ей было хорошо сейчас, то пусть оно и будет так дальше.
Мне казалось, что концерт идёт уже несколько часов и это немного беспокоило. Хоть я и сказал, что вернусь не поздно, да и мои родители были не из тех, кто поднимает панику по любому поводу, но время было уже, мягко говоря, не детское. Тем более, что наши отношения с Касимой были пока тайной. Раньше я бы на это не обратил внимания, но сейчас это живо касалось меня и её. Но мы уже выбрали эту дорогу и пройти её надо было до конца.
Концерт закончился на радостной ноте. И за нашими общими разговорами и размышлениями, мы совсем не заметили этого. Расплатившись за еду и напитки, мы вышли в окутанный ночью город. Теплый ветерок был отрадой после бара, а приятный мрак не давил на глаза. Макото и Мария снова взяли Эрнста под руки, и они медленно брели в неизвестном нам направлении. Сенсей и я держались за руки и шли позади. После шумного праздника и концерта город казался образцом абсолютной тишины. Было ощущение, что каждый наш шаг отдаётся эхом от домов.
– Народ, а куда мы идём? – это был очень насущный вопрос.
– Встречать рассвет, – не оборачиваясь, отозвался немец. “Видимо, эту ночь я проведу не дома. Плохо ли это? Вроде бы нет. Ведь когда, если не сейчас брать от жизни всё!“ Мне казалось, что более тёмной ночи я никогда не видел. И даже фонари создавали лишь тусклое свечение, которое пыталось пронизывать туман, но тонуло в этом предрассветном мареве.
И мы шли по городу так, словно были совсем одни. Ни прохожих, ни машин видно не было. Даже для утренней почты было ещё слишком рано. Мы поднимались в гору шаг за шагом, квартал за кварталом. Это вечное восхождение было сродни лестнице в Рай.
И в самом деле, мы пришли к воротам, если не Рая, то одного из священных мест в городе. Литые чугунные створки были приоткрыты, приглашая нас оказаться под сенью вековых деревьев парка при Розарии. Эрнст вёл нас, не колеблясь, спокойно и уверенно. Небольшая тропинка, выложенная плиткой, закончилась смотровой площадкой. Тут, на краю обрыва было несколько скамей. На востоке над морем уже занималась заря.
Макото и Мария стояли вместе с Эрнстом у перил. Новый день вступал в свои права. Звёзды уже потускнели, а на море гулял лёгкий бриз. Я и Касима-сан, ничего не говоря, устроились на одной из скамей и обняли друг друга.
– Спасибо тебе, Масаюки-кун, – прошептала девушка. – Я ещё никогда не была так счастлива…
Она склонилась надо мной, и нас связал поцелуй.
Люба Русакова
Глаза очерчены углём
И капля ртути возле рта…
Тишина этого утра после Танабаты удивляла. В самом деле, особое утро. Рассвет уже прошёл, я поспала пару часов после ночного концерта и сейчас шла по улице, всё ещё в гриме, с аккордеоном за спиной.
Вроде бы на этой улице жили Мицугу-сан с Эрикой, по крайней мере, я так помнила. Неплохая, однако, пара, которая была одной из многих вокруг меня. Трудно удержаться от влюблённости, когда вокруг полно людей, не скрывающих свои отношения. Но моё сердце давно было захвачено музыкой. Если я и влюблялась в кого-то, то только до тех пор, пока наша песня не переставала играть. Это можно было назвать безрассудным или безответственным, но любовь, она сама была, как музыка. В ней много разных нот, и главное в этом деле не только знать, какие ноты надо играть, но почему именно они должны быть сыграны. Это было очень тонкое искусство, которое не прощало фальши. Настоящая любовь, как и настоящая музыка, была построена на искренности.
Я вышагивала вперёд, а в наушниках играл “Пикник”. Очень старая русская группа, которая так не вязалась с этим спокойным утром. Её тревожные песни, атмосфера напряжённости в словах и аккордах – всё это создавало контраст с улицами, залитыми светом.
И, в самом деле, я увидела у ворот одного из домов Мицугу-сана. Кажется, он пребывал в состоянии полной гармонии с происходящим и собой, наслаждаясь этим душевным утром. Думаю, ничего плохого не будет, если я составлю ему компанию.
– Сенпай! – я помахала ей, подходя ближе и снимая наушники. – Какая встреча!
– И тебе доброго утра, Русакова-сан, – он осмотрел меня. – Ты только с концерта?
– Типа того, вот, несу своё бренное тело на поклон родителям…
– По тебе не скажешь, что это тебя заботит, – ехидно заметил парень.
– Они просто посмотрят на меня и уйдут по своим делам, – не то что бы я не хотела говорить о предках, но они, поняв, что я уже не маленькая девочка, просто забили на моё воспитание. По факту они это делали всегда, путешествуя по миру, как оголтелые, но сейчас, с приближением моего совершеннолетия, они ещё больше устранились от обременяющих их обязанностей. Отношения с ними у меня были поверхностные…
– Я всегда удивлялся тебе, Люба-сан, – внезапно заметил юноша. – Ты всегда живёшь так, как в последний раз, словно потом уже точно ничего не будет. Как ты успеваешь всё охватить?
– Хм, – меня смутили эти слова, но я улыбнулась. – В самом деле, как? Как ухватить то, чего, кажется, никогда уже не будет… – он молчал, давая мне продолжить. А мне было нечем продолжать. Я и сама не понимала себя временами. Кто-то списывал это на отсутствие нормального воспитания, кто-то говорил, что это из-за переездов. А в самом деле, почему я думала, что жизнь вот-вот закончится?
Наверное дело было во взрослении. В этом году я выпускаюсь, получаю местное образование и могу идти на все стороны света. Я не говорила с родителями об этом, но понимала, что ничего особенного в виде напутствия во взрослую жизнь я не получу. Что будут делать другие ребята из группы, я уже примерно знала. Возможно, мы ещё просуществуем какое-то время, как ансамбль, но потом точно придёт время расстаться. И что я буду делать со своими низкими баллами и одной только музыкой на уме? Можно было бы затесаться среди музыкально-барной тусовки, благо образ и репертуар у меня есть, но это как повезёт. В общем-то, я понимала, что на третьем году обучения в старшей школе я уже мало что изменю и остаётся лишь надеяться на себя и набор навыков, приобретённый в переездах.
– У каждого из нас свои причины и способы, да? – Мицугу-сан словно не обратил внимание на молчание, которым я его одарила.
– Да, наверное. Ничто человеческое нам не чуждо…Эрика ещё спит?
– Да, она очень устала после праздничной ночи, – это было сказано нейтрально, но я поняла, что было между ними. Поняла и оставила без комментариев. Японцы, как никто, умеют ценить чужую личную жизнь, и нам, русским, у них стоило поучиться. В России личная жизнь любого, хотя бы малознакомого, человека тут же становилась достоянием общественности. В особенности это касалось взрослой прослойки. Они могли часами рассказывать, за кого вышла замуж их двоюродная по материнской линии в десятом поколении кто-то там. И главное – находились слушатели для этих рассказов, которые не забывали рассказать похожую историю в ответ и накидать кучу комментариев по поводу выбора избранника. Короче, семейные сплетни – это у нас, русских, в крови. И все мы в этом – одна большая деревня, в которой каждый кому-то кум, сват или брат.
– Ты устала, да? – Мицугу-сан, кажется, стал замечать мою глубокую задумчивость. В самом деле, со мной это было не так часто. Обычно мне хотелось просто гнать вперёд, педаль в пол.
– Да, наверное, есть немного…
– Даже тебе иногда не хватает отдыха. Не хочешь зайти на чашку кофе и яичницу?
– О! Весьма лестное предложение!
– Как ты оживилась… – усмехнулся он. Но потом открыл калитку и мы прошли к нему в дом. Небольшое одноэтажное жилище пары выглядело скромно, но изящно. Излишеств тут не было, но всё пребывало в весьма гармоничном порядке. Хозяин заметил, как я осматриваюсь. – Эрика почти каждый день приводит всё в порядок перед моими возвращениями. Для меня такой уровень порядка недосягаем.
– Повезло тебе с ней, сенпай, да?
– Да, – он проговорил это тихо и с нежностью в голосе. – Она прямо принцесса…
– Ещё бы! Гретель кружка домоводства! – я разулась при входе и прошла в уютное пространство небольшого жилища. Дверь в спальню была слегка приоткрыта, я сумела разглядеть на подушке локон рыжих волос, но шпионить не стала. Вместо этого, я прошла на кухню, где уже хозяйничал Мицугу. Он поставил вариться кофе и сейчас нарезал овощи для завтрака. Я не так часто ела домашнюю кухню, так что этот случай упускать не хотела. Обычным для меня рационом был рамен быстрого приготовления и газировка.
– Присаживайся, я не долго, – парень указал на один из стульев, и я не стала возражать.
– С такой умницей, как Эрика, готовить, наверное, вообще не приходится.
– Не без этого, но я всё равно люблю иногда побаловать Эрику чисто японскими блюдами. Хотя до её уровня мне далеко. Она быстро учится всем премудростям хорошей кухни.
– Прямо, как Эрнст, – заметила я, вспоминая его донеры вчера.
– О! Без него не обходится ни одно кулинарное событие нашей школы. Даже не могу представить, как он всё успевает.
– Он забавный. Вчера позвонил мне за 5 минут до начала шоу и попросил найти для него столик на концерте…
– Я боюсь даже представить, сколько ты с него взяла за эту услугу!
– Условия сделки – это секрет между нами, – усмехнулась я. Я не стала выдавать тайну нашего с Эрнстом договора, но с удовольствием посмаковала воспоминания об этом. – Но в итоге он был доволен.
– Ещё бы! Он у нас популярный молодой человек, – заметил Кизоку-сан. Он, кажется, была в курсе некоторых дел нашего общего знакомого. Япония, в силу своей компактности, тоже была большой деревней. И, в сущности, мир оказался крайне тесен. Этому меня научили постоянные странствия вместе с семьёй. А сенпай продолжал говорить, обжаривая овощи на сковороде. – Ты, наверное, очень жалеешь, что Касима-сенсей перехватила у тебя Эрнста. Такой текстовик сорвался с крючка…
– Ну, он не перестал быть моим текстовиком, просто получил призрачную возможность халтурить, – я рассмеялась. – На самом деле, Эрнст даже рад, что он всё ещё может реализовать свои стихи через работу со мной. Без реализации он быстро начнёт хандрить и запираться в себе.
– Теперь это уже вряд ли – после своей постановки с Розарием, он обрёл такую популярность, что будет при деле. Я слышал, что девушки из Академии приходили лично к нему, чтобы посмотреть на автора такого хорошего сценария…
– Да, было такое…Наверное. Но он вроде не особо этим пользуется. Вот чудак!
– Просто он не ищет популярности и внимания. Наоборот, это они его находят. Хотя, как он сам говорит – он не делает ничего особенного. Он просто пишет, просто готовит, просто делает что-то.
– Согласись, Кизоку-сан, что делать любимое дело и не пачкать руки в бесчестии – это хорошее дело, – заметила я в ответ. – И найти себя в этом мире таким способом – это же круто! Это – самое отличное, что я вообще могу представить. Но большей части из людей выпадет быть обычными. Ну, знаешь, – учиться, вкалывать, посредственная работа, обычная жизнь. И много сожалений…
– Ты чего это, Люба? – он удивился такой резкой перемене в моём настроении. Но я и сама не понимала, с чего я так разнервничалась. Наверное, это тоже было симптомом взросления. – Разве это не у тебя жизнь, как ни у кого, яркая и разнообразная? Тебе ли жаловаться на рутину?
– Да, это всё так, – кисло кивнула я. – Но что меня ждёт дальше? Хорошо будет устроиться музыкантом в какой-то клуб или давать концерты по городу. Ещё лучше будет собрать собственную, настоящую группу, с которой и беда не беда, и горе не горе. Но всё равно страшно – а если не получится, если не выгорит?
– И что ты делала бы в таком случае?
– Не знаю. Играла бы на улицах, развлекала бы людей, как могла, может, опять же, клубы и всё такое.
– То есть, то же самое, что и хотела бы?
– Ну, типа того… – я пришла в какой-то логический тупик.
– Понимаешь, Люба, – Кизоку-сан разложил по тарелкам яичницу и налил горячий кофе. По дому разлился вкусный запах готовой еды, тепла и уюта. – На самом деле то, что ты тут, что ты не сдалась, несмотря на многочисленные переезды, завела друзей, справилась с языком – это уже не так уж мало. Ты правда очень талантлива, у тебя большой потенциал. А музыка будет важна в любые времена, не смотря на ситуацию…
– “Muzika Vechna” – сказала я на русском, но парень поняа меня, судя по всему.
– Именно. Музыка вечна, и в этом её прелесть. Так что, тебе несказанно повезло, что ты можешь ею заниматься так, как тебе хотелось бы. Ты словно приручила течение реки.
– Когда ты так говоришь, сенпай, оно и в самом деле выглядит не так уж обречённо, – кивнула я и взялась за еду. – Приятного аппетита.
– И тебе, – он устроился за столом напротив, и тоже приступил к завтраку. И, должна сказать, хотя это была обычная яичница с овощами, но так вкусно мне не было очень давно. Желток не застыл до конца, а был нежно-кремовой текстуры, а овощи чуть-чуть поджарились на масле и буквально таяли на языке. Я чуть не начала мурчать от сочетания вкуса и тепла домашней готовки. Хозяин кухни тоже наслаждался собственным блюдом и ел с улыбкой. Мы ничего не говорили, не смея прервать этот замечательный завтрак. Я заметила, что на сковороде осталась ещё одна треть, которая предназначалась Эрике.
Когда кофе немного остыл, я смогла приступить к нему. Заварено было крепко и очень просто, без особых добавок. Разве что я ощущала гвоздику и кардамон. Не самом частое сочетание, да ещё и в турке. В Японии кофе варили в основном капельным способом через фильтр, а такими вещами, как турка, зачастую пользоваться вообще не умели. Да и японцы не любили наличие кофейной гущи в чашке, но тут мне выпало пить крепкий молотый кофе, сваренный в турке. Редкое сочетание вещей в это чудесное утро. Усталость как-то сама незаметно подкралась ко мне, и я поняла, что надо топать домой, чтобы не грохнуться спать прямо тут.
– Чудесный завтрак, сенпай! Большое спасибо. Это поможет мне доползти сегодня до дома, – я помогла парню прибрать тарелки, и начала собираться. – Пойду я, наверное, а то ночь была длинной…
– Понимаю, – он не стал возражать и с улыбкой проводил меня до дверей. – Удачи тебе, Люба-сан. Ещё обязательно увидимся.
– Непременно! Передавай привет Эрике, – я махнула рукой и вышла на улицу. Солнце уже во всю висело в вышине неба, и я подумала, что самое время прогуляться по такой погоде до дома. Есть что-то особенное в таких утренних прогулках. На душе было не так темно, как до этого, и вместо “Пикника” я включила “Abney Park”, которые погрузили меня в задорную атмосферу стимпанка по дороге домой.
Мисаки Харугивара
Мне всегда говорили, что чистота – это залог здоровья. Со временем я только утвердилась в этом убеждении. Чистота тела, мыслей и общества, чистота в тетради и чистота совести. Чистота должна быть во всём. Япония – прекрасная страна, в которой много хороших, добропорядочных людей. В ней граждане могут жить в мире и спокойствии, не боясь за свою жизнь. И это – результат чистоплотности японского народа.
Но всегда находятся те, кто захочет наследить, испачкать, заразить, опорочить чистоту. Совести, мыслей, общества. Их не учили чистоте и они теперь распространяют грязь вокруг себя. И именно для противостояния им есть такие люди, как я.
"Чистим-чистим-чистим…Очищаем от грязи!" Хоть меня и отчислили из дисциплинарного комитета, я не опустила руки и продолжала неофициально помогать дискому вести борьбу против беспорядка в школе. Кому-то это не нравилось, да и официально только диском мог выступать контролирующим органом, но неравнодушных, пусть и непроходящих официальный отбор, учеников использовали в качестве добровольцев по наблюдению за школой. Это была идея самого президента комитета, но знало о ней не так много людей. Мы были незримыми страхами порядка на неусыпной вахте, иногда работали под прикрытием и подвергали себя риску прослыть стукачами среди самых неблагоприятных компаний в школе. Но именно наша верность идеалам порядка и чистоты была той движущей силой, придающей нам уверенности.
И сейчас, после танабаты, порядок особенно требовал нашей поддержки. Романтический праздник звёзд был прекрасен в этом году и прошёл ярко и без нарушений. Но оставалось немало опасных и сложных моментов и после торжества. Сейчас я была на посту, сидя в компании подруг из других классов в кафетерии. Разговор, как и следовало ожидать, был на девичьи темы. Но сплетни – товар хорошего агента. Пока шло обсуждение того, кто из них с кем провёл вечер. Не каждая девушка могла похвастаться наличием кавалера, поэтому многие собрали свои дружеские компании. Однако, новости поднялись там, где я их не ждала.
– А помните театральную постановку? Это было просто потрясающе! Касима-сенсей и Хори-сан просто потрясающие!
– Точно-точно! Они играли так, словно понимали друг друга с полуслова! А сценарий Клечек-сана оказался таким неожиданным, что под конец я даже дар речи потеряла!
– Клечек? – до боли в зубах знакомая фамилия заставила меня прислушаться внимательнее. – Это тот странный немец?
– Ой, Мисаки, ты разве не знаешь?! Он стал сценаристом драмкружка! После успеха постановки совместно с Розарием, они уговорили его присоединиться…
Эту недавнюю постановку я помнила. Она наделала шуму во всём городе, и было несколько повторных показов, а пара газет написали статьи об этом. И Эрнст Клечек был причастен к этому делу. Именно он написал сценарий, который оценила даже придирчивая труппа Академии. Не знаю, на каких условиях был создан и принят текст постановки, но свою долю славы парень точно отхватил. И это бесило ещё больше в нём.
С этим немцем у меня были личные счёты. Именно он был причиной моего позорного исключения из дискома. Мало того, что он нарушал правила своими опозданиями, так он ещё и спровоцировал конфликт, а потом выставил перед учителями всё так, словно это была моя вина. Грязная европейская рожа, которая не уважает наши правила, но претендует на место в нашем обществе и уважение. Именно такие люди были рассадниками проблем. Но на него у меня был особенный зуб. И его имя в диалоге заставило меня прийти в боевую готовность. Подруги этого словно не заметили и продолжили болтать о своём, а я решила получше разнюхать на счёт драмкружка. "Чистить-чистить! Чтобы ни следа грязи!"
Я не состояла ни в одном из кружков, но часто занималась в библиотеке. Там я видела Хироши Хироно. Это была обычная, добрая девушка, которая исполняла роль библиотекаря. Именно к ней направили Клечека, чтобы он отработал свои прогулы. Возможно, стоило присмотреться к ней получше.
– Привет, Хироши-сан! – в библиотеке стояла будничная атмосфера, которая этому месту в принципе подходила. В середине дня тут было людно, а близость летних промежуточных экзаменов заставляла учеников усерднее взяться за предметы. Я же старалась учиться на протяжении всего времени и не испытывала проблем с этим.
– Харугавара-сан, добрый день, – откликнулась девушка за столом библиотекаря. Она была под стать своей работе – тихой и неприметной. И, видимо, ей было приятно находиться на своём месте и выполнять полезную работу. – Тоже пришла подготовиться?
– Нет, я просто посмотрю книги, – непринуждённо ответила я и пошла между стеллажами. Книжная пыль, витавшая тут и там, приглушала звуки и создавала романтическую атмосферу таинственности. Однако, пройдя дальше, я стала различать какие-то другие звуки, которые нарушали общую гармонию. Это было тихое шуршание ткани и вздохи. Это вызывало подозрения, так что я пошла дальше, прикладывая усилия, чтобы не быть обнаруженной.
И преступники нашлись довольно быстро. Это была пара школьников, которая вместо учёбы или прикосновения к литературным ценностям, прикасалась друг к другу в интимной обстановке. "Грязные свиньи" подумала я, делая фото, обличающее этих развратников. "Ничего, с вами будет покончено…" Фото полетело на номер главы дискома, а я также незаметно покинула место преступления. Хиро-сан не стоило беспокоить этими вещами, а то ещё чего испугается. Нет, этим займутся профессионалы, а моя работа на этом закончена.
– Нашла что-нибудь для себя? – Хироши была самой наивностью.
– Нет, да и о тестах не стоит забывать.
– Это точно!
– Скажи, ты же помнишь Эрнста? Его присылали к тебе на отработку…
– Клечек-кун? Ты зовёшь его по имени?
"Будь моя воля, я звала бы его собакой…" но вслух я сказала другое.
– Ну, европейцы зовут друг друга по именам, вроде…
– А почему ты спрашиваешь?
– Да стало интересно, что он за человек. Он написал такой сильный сценарий для Танабаты, – я решила сыграть роль любопытной поклонницы искусства.
– Точно! – и это подкупило Хироши полностью. – Он так невероятно пишет! Правда, он всегда говорит, что это вообще ничего не значит, но это точно не так. Он просто по-своему расставляет акценты в своей жизни…
– Вот как… – протянула я, анализируя информацию. Из восхищённого рассказа выходило, что Эрнст может почти всё самое необычное, но как-то по-своему относится к обычным вещам и особенно к общению. У него не было друзей, но каким-то образом была девушка, а в драмкружке он не занимался ничем, кроме сценариев, но делал это профессионально. Большую часть времени он проводил за чтением или какими-то размышлениями, которыми не особо делился с кем-либо. И Хиро-сан знала о нём не так много и в основном общую информацию, а не что-то конкретное, хотя считала его своим другом. Выходило, что свои секреты Эрнст хорошо охранял даже от друзей, которых у него, судя по всему, было очень мало. Я тоже не могла припомнить, чтобы видела его с кем-то. И вопрос о наличии девушки был спорным.
– Да, удивительный он человек, – я показала удивление в конце этого рассказа. – Но, видимо, таким он и является в нашем представлении…
– Наверное, – Хироши посмотрела куда-то в пустоту, а затем к ней подошёл ученик в поисках книги. Она извинилась и приступила к своим обязанностям, а я покинула её, думая, что вот он – пример чистого и доброго человека, которому даже скрывать нечего. Она выложила мне кучу информации, даже не подозревая подвоха. Потому что ей нечего прятать и стыдиться. Возможно, я поступаю с ней подло и жестоко, но это лишь на благо. Так что потом мне это явно простится.
Перемена заканчивалась, и мы разошлись по классам. На уроке обществознания нам рассказывали про особенности правовой системы в Японии и преимуществах её перед другими, учитель подчеркнул, что в благополучии японского общества огромную роль играет сознательность и порядочность самих японцев, которые с давних лет формировали общество, живущее по единым законам. И это грело мне душу. Ведь я – одна из тех, кто каждый день делает этот мир чуть лучше, чуть порядочнее и чище. Уроки шли своим чередом, а потом пришло время идти домой. Летний вечер был по-своему прекрасен и красив сегодня особенно.
– Эй, девчоночка, налей ещё! – грубый мужской голос клиента выдернул меня из воспоминаний о прекрасном дне, который я провела в школе. Вообще не стоило мне так надолго задумываться.
– Конечно, господин! Не хотите попробовать наш фирменный коктейль? – я наполнила его бокал шампанским.
– Если под этим подразумеваешься ты, то я весьма не против! – мокрая и липкая от пота рука с силой ударила меня по ягодице. Это было ужасно.
– Это не предусмотрено нашим клубом, – я натянула усмешку на лицо, а этот старик даже не обратил внимания.
– Да?! – его голос звучал возмущённо. – А твои родители знают, что ты сейчас делаешь, деточка?
– Это…
– Или ты не хочешь немного чаевых?! – он перешёл с угроз на подкуп. Если угроз по поводу родителей я не боялась, то деньги мне были нужны. Моё промедление он воспринял, как согласие, и уже через несколько минут я была на втором этаже клуба. Это место вполне предусматривало те услуги, о которых он просил, так что очень скоро мне оставалась лишь стискивать зубы и изображать, что мне это нравится.
– Грязная шлюха!
“Да, я грязная…Я чёртова лживая шлюха, которая днём пытается бороться за чистоту морали в школе, а ночью зарабатывает деньги, продавая своё тело…” Мне было стыдно, мне было ужасно плохо, меня вот-вот могло вырвать от отвращения к самой себе и своей двуличности. Я не хотела жить после таких смен, мне хотелось убивать или быть убитой, но дома меня ждал спящий младший брат, обучение которого и покрывалось такой подработкой.