– Чего там? – спросила проснувшаяся Татьяна.
– Одевайся. Шаман пришел.
– Шаман? Григорий что ли? Вот здорово!
– Здорово, не здорово – посмотрим, – ворчливо проговорил Олег, хоть и сам почувствовал сейчас некоторое облегчение и возродившуюся надежду. – Он, похоже, знает все, что с нами произошло, и мне это не очень нравится.
Он быстро оделся и вылез из палатки. Подойдя к костру, он увидел прислоненные к стволу ближайшего дерева довольно широкие и, сразу видно, добротно изготовленные сани-волокуши. Они были сделаны из деревянных продольных и поперечных перекладин, обшиты сверху грубым брезентом, к передней поперечине крепился длинный кожаный ремень. Не отрывая взгляда от саней, Олег спросил осипшим вдруг голосом:
– Откуда вы знаете про ногу?
Григорий помолчал, задумчиво глядя на костер, потом заговорил, и ответ его, по обыкновению, оказался путаным и ничего не объясняющим:
– Ты, Олежка, прости великодушно, глупый еще. Шумный и суетливый, что птенец неоперившийся. Скорлупу себе придумал, от людей в ней спрятаться хочешь. Думаешь: кто от людей закрылся – тот сильный. А силу, Олежек, в скорлупе не накопишь, силу только от людей и можно получить. Но Парма приняла вас. Простила и приняла. Редкий случай. Я так полагаю, – продолжил он задумчиво после короткой паузы, – это из-за супружницы твоей – Тани. Душа у нее открытая, Парма любит таких. Любит и хранит.
Он по-прежнему смотрел на огонь, глаза его щурились от дыма и от этого разбегающиеся от них складки морщин стали еще глубже.
– Хорошо, – сказал Олег устало, с едва заметной ноткой обреченности. – Не хотите говорить – не надо. Скажите хоть, куда это мы должны к вечеру добрести?
– Да человек тут один живет недалече, – охотно пояснил Григорий. – Вроде егеря он что ли. Хороший человек. Он вас, думается мне, пристроит пока – Таню сейчас по Парме таскать не дело, – а там, глядишь, и машину какую за вами вызовет.
– У меня на карте кордона егеря поблизости нет.
Григорий поднял на него глаза, в которых промелькнула лукавая смешинка.
– На твоей карте, Олежка, много чего нет. Ох, много.
Им пришлось вновь переваливать через хребет, который они прошли вчера, только в обратном направлении и сделали они это значительно севернее по пологому «скотопрогонному» перевалу. Потом долго накручивали петли по очень извилистому руслу неширокой реки (Григорий сказал, что «Напрямки оно, конечно, короче бы вышло, да больно уж буреломы там дремучие, с санками не пробраться»), и вышли к окруженному тайгой озеру. Там сделали большой привал с перекусом, пересекли озеро и вновь углубились в лес, плавно поднимавшейся к подножью отдельно стоящей горы со спрятанной в низких облаках вершиной.
Григорий тропил лыжню и тащил за накинутый на плечи ремень санки. Олег, видя такое несправедливое разделение нагрузки, несколько раз предложил тащить сани, но вскоре понял, что и без дополнительных усилий с большим трудом выдерживает заданный Григорием темп. Татьяна устроилась в санях с комфортом, сидя спиной в сторону движения, вытянув назад ноги и прижимая к себе рюкзак. Она, кажется, совсем успокоилась после пережитых волнений, твердо уверовав в то, что теперь-то уж все опасности позади, зачарованно рассматривала окружающие пейзажи и добродушно подтрунивала над мужем, когда он начинал хоть чуть-чуть отставать. Температура у нее так и не поднялась, что сильно обнадежило Олега, и только приступы кашля, появившиеся вчера вечером, кажется, стали чаще и внушали беспокойство.
Погода стояла безветренная, с утра заметно потеплело, перепады высот пока встречались небольшие, и идти было бы совсем комфортно, если б не слишком высокий даже для Олега темп, заданный Григорием с самого старта. При этом Олегу казалось, что их проводнику каким-то чудом удается контролировать его, Олега, состояние, и именно в тот момент, когда делалось совсем невмоготу, когда ноги отказывались идти, а частое загнанное дыхание становилось похоже на судорожный хрип, Григорий вдруг останавливался и, воткнув в снег палки, удовлетворенно изрекал: «А вот, пожалуй, и передохнем маленько». Поражаясь нечеловеческой силе и выносливости этого явно немолодого уже человека, Олег безуспешно пытался определить, сколько же может быть лет их нежданному спасителю.
Уже надвигались серые унылые сумерки, и черно-белый пейзаж вокруг постепенно размывался, теряя контрастность, когда под ногами появилась вдруг едва различимая, почти засыпанная снегом лыжня. Григорий остановился, жестом попросил Олега подойти.
– Ну, вот и прибыли, – сказал он, снимая с плеч петли ремня от санок и передавая их Олегу. – Тут уж с полверсты осталось. Овраг впереди начинается, видишь? По-над ним-то эта лыжня и пойдет. Как пихту кривую увидишь, что над оврагом свисает, считай, дошли вы – там метров сто левее и аккурат к домику попадете. Ну, да не заблудитесь теперь.
– А вы, что же? – спросила Татьяна. – Не с нами? А отдохнуть, обогреться? Ночь ведь скоро.
– Мне, девочка, к людям нельзя пока, – после короткой паузы спокойно произнес Григорий. – Рано еще.
Он помог Олегу закрепить ремень, несколько секунд постоял в молчании, будто задумавшись о чем-то, взялся за палки и бодрым голосом добавил:
– Ну, ребятки, бывайте. У егеря связь есть, так что помощь он вам вызовет. А будете еще в наших краях – осторожней тут. Парма великодушна, но уважения к себе требует от всех.
Так же как двое суток назад, он быстро исчез в темнеющем лесу, словно растворившись среди черных стволов деревьев.
– Похоже, поражать воображение доверчивых горожан – его любимое хобби, – нарушил Олег наступившее молчание.
– Перестань, – сказала Татьяна. – Он же нас вывел, спас, можно сказать. И между прочим, – добавила она с ноткой упрека в голосе, – про болото он тоже предупреждал.
– Пока еще он нас никуда не вывел, – буркнул Олег себе под нос. – Ладно, давай двигать, стемнеет скоро.
Квадратная железная печка наполняла небольшую комнату приятным теплом. Они сидели за грубо сколоченным деревянным столом и жадно выбирали из одной большой тарелки куски печеной оленины, присыпанные жареной картошкой. Перед каждым стояла алюминиевая миска с ароматным травяным чаем. Хозяин хижины – невысокий сухопарый мужчина лет пятидесяти, назвавшийся Андреем, в толстом вязаном свитере, с коротким ежиком седых волос и подвижным, гладко выбритым лицом – сидел напротив, неторопливо попивал чай и с любопытством разглядывал гостей.
– Однако повезло вам, что на меня набрели. Или специально искали? Это еще более чудно – я ведь сюда недавно перебрался, да и не афиширую кордон свой особо.
– Мы не набрели, – сказал Олег. – И не искали. Нас человек один сюда привел. Странный очень. Сам вышел к нам, когда у нас проблемы начались. И раньше еще к стоянке приходил, посидел чуть, и ушел куда-то, на ночь глядя.
Андрей аккуратно поставил чашку на стол, посмотрел на Олега долгим пытливым взглядом.
– Вас привел сюда Шатун? – тихо спросил он.
Супруги неуверенно переглянулись.
– Он, вообще-то, Григорием себя назвал. А вы знаете его?
– Григорием, значит, – задумчиво проговорил егерь, не обратив внимания на вопрос Олега. – Что ж, может и Григорий, кто теперь вспомнит. Расскажите-ка, ребята, по порядку все, что с вами произошло, а я пока еще чайку заварю.
Олег выдал краткий и точный, без особых эмоций и ненужных подробностей отчет об их преждевременно завершившемся походе, лишь на описании Григория остановился подробней, припомнив все странности его поведения и речей.
Андрей, успевший за время рассказа разлить по кружкам свежезаваренный чай, вновь сидел напротив, молча слушал, подперев голову рукой. Некоторое время после окончания рассказа в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь ровным гудением пламени в печке.
– Вернулся все-таки, – произнес егерь с доброй и какой-то ностальгической улыбкой. – Два года не появлялся, я уж думал – не придет больше.
– Послушайте, Андрей, – сказала Татьяна. – Я вижу, вы много про него знаете. Наверняка в курсе – кто он, откуда?
– Ошибаетесь, Таня, – егерь улыбнулся неприкрытому и жгучему любопытству, прозвучавшему в вопросе. – Про него никто практически ничего не знает. Он стал появляться в этих краях давно – лет пятнадцать назад, а может, и раньше, никто не помнит уже. В основном зимой, его потому и прозвали – Шатун. Причем видели его и, тем более, разговаривали с ним в основном туристы, и, что характерно, – Андрей поднял вверх указательный палец. Ему, истосковавшемуся в лесной глуши по человеческому общению, явно доставлял удовольствие неподдельный интерес, с которым гости слушали его рассказ. – Почти всегда это были туристы, у которых, как и у вас, случались какие-то проблемы. А случаев таких у нас немало было, особенно в последние годы. Народ самонадеянный пошел, отчаянный, глупый. Подготовки никакой, ничего не умеют, а туда же – в Парму идут, на горы лезут. Иной думает, что, раз на выходные с рюкзачком выбирался куда – уже турист. А тут им не лесок у дачного поселка, тут…
– Так, что, Шатун этот, выходит, многим помог, так же как нам? – спросила Татьяна, возвращая увлекшегося собеседника к интересующей ее теме.
– Многим – не многим, а случалось. Кто-то поморозится, кто-то заплутает, кто-то с горы неудачно съедет, а кто-то и на восхождении поломается.
– А где он живет? – спросил Олег. – Должно же у него быть место какое-то, не медведь же, в самом деле.
– Вот это – вопрос. Все, кто его видел, рассказывают примерно тоже, что и вы: из леса пришел, в лес ушел. Слышал, я, что видели его как-то в одном из селений манси, может, и у них прижился, не знаю. Но, думается мне, в любом случае в Парме он себе приют обустроил где-то, странно только, что никто до сих пор на него не наткнулся.
– Значит, о том, кто он, ничего не известно, – разочарованно проговорил Олег.
Андрей поднялся из-за стола, распахнул дверцу печки, поворошил кочергой угли, закинул несколько свежих поленьев из сложенной рядом связки, неторопливо вернулся на свое место.