Вот и отец после развода так и не женился, менял любовниц, не часто, правда, но ни к кому не привязывался, ни о чем не сожалел, не переживал. Хотя последние несколько лет он один, и, пожалуй, впервые стал говорить о Софье без раздражения и упреков. Все дело в том, что он теперь больше живет воспоминаниями, особенно, теми, что связаны с Лондоном, а там была Софья и самые яркие события его жизни. Самые яркие и самые горькие…
Кажется, Николай идет той же дорогой и повторяет те же ошибки.
Звонок телефона он услышал не сразу, так был поглощен собственными мыслями. На последней трели посмотрел на экран – Надя! Вот уж с кем не хотелось сейчас разговаривать. Не зря он ушел, хлопнув дверью, больше не в силах слушать ее любовное щебетанье, и с кем? С его братом! Вот, оказывается, для чего Вадим решил пойти на примирение.
Фертовским вдруг овладела такая ярость, что с силой ударил по педали газа и рванул, обгоняя автомобили, один за другим. Наплевать на все: обледеневшую дорогу, поток машин, ограничение скорости и тревожные сигналы – именно в таком состоянии чаще всего случается самое непоправимое.
Глава 25
Вадим проснулся около четырех часов ночи, стараясь не разбудить Викторию, поднялся с кровати. Она спала, как всегда, по диагонали, во сне чему-то улыбалась.
Вадим вышел на кухню, нестерпимо хотелось пить. Он включил тусклую лампу возле мойки, долго и жадно пил из хрустального кувшина, струйки прохладной воды быстро стекали по подбородку, бросались на грудь, мочили мятую футболку. Осушив почти половину кувшина, Вадим удовлетворенно крякнул, вытер тыльной стороной ладони подбородок, смахнул брызги. Стало легче, не зря говорят, что вода – это жизнь.
Вадим подумал было вернуться в спальню, но спать совсем не хотелось. Он подошел к окну. Город, утомленный суетой рабочего дня, сейчас был погружен в здоровый зимний сон. Четыре часа… ночи или утра? Зимой, пожалуй, ночи. За окном чернота небесного покрывала и снежная белизна сугробов. Есть в русской зиме что-то особенное: в узорах на стеклах, в трескучем морозе, в метелях, в утоптанных снежных тропках, в зеркалах прозрачной замерзшей воды и в ожидании весны. Да, именно зима помогает осознать, какое же это счастье – приход весны, приход нового, его рождение. Правда, в последние годы зима стала другой, много теплых, не по сезону, дней, ранние оттепели, снег не успевает выпасть, как уже тает под ласковым, совсем не зимним, солнцем. И лишь за городом, в полях, в лесу зима чувствуется явственнее, хотя тепло приходит и туда.
Вадим приоткрыл форточку, вдохнул холодный воздух и понял, что соскучился по Беляниново. Наверное, потому, что давно там не был, уехал оттуда сразу почти, как вернулся из Петербурга. Собрал вещи и уехал. Для магазина сезон закончился, а воспоминания давили тяжелым грузом. Необходимо от них избавляться, и решение должно быть радикальным. Поэтому он и позвонил Виктории, он солгал ей тогда, что пытался поговорить с Надей, нет, не пытался. Каждый раз, когда набирал ее номер, тут же отключал его. Один раз решился поехать к ней домой, но перед самым домом развернулся, почему-то стало страшно. Вот он и отступил, всегда был фаталистом. Но чувств все равно хотелось. Что-то там щемило и не давало покоя. По утрам он просыпался и частенько мучительно думал о своей жизни, о том, что судьба все никак не хочет дать ему шанс. А может, он его уже упустил? Может, чего-то не заметил? Необходимо ли оборачиваться назад и пытаться вернуть прошлое?
Однажды вечером он долго не мог уснуть, беспокойно крутился в постели. Заснул едва ли не под утро и погрузился в короткий, но глубокий сон. Видение было таким отчетливым, словно все происходило наяву. Вадим занимался любовью с Викторией, делал это неистово, даже отчаянно, в какие-то моменты она пыталась сопротивляться, но он не останавливался, сжимал ее тело, причинял боль, целовал так, что она задыхалась. Он чувствовал, как бьется ее сердце, прерывается дыхание, слышал стоны и ее, и свой собственный. И вдруг – вспышка, все замерло, Вика, молча, смотрела на него. Вадим дернулся и проснулся, стал щупать кровать – пусто. Сел потный, одеяло скомкано, поднес руки к лицу – ногти так впились в ладони, что оставили следы. Сон был не просто эротическим и возбуждающим, он словно толкал Вадима к чему-то, заставляя задуматься. И не зря ощущения были явственными, даже боль казалась настоящей. Так выходило, что в отношениях с женщинами у Вадима всегда получалась какая-то недосказанность, он ушел от жены, так и не объяснившись толком, это произошло гораздо позже, в отношениях с Настей тоже не было ясности, она просто исчезла, потом Надя… Не хватило мужской решительности, смелости да еще обстоятельства, в которых не последнюю роль сыграла Виктория.
И что же осталось? Один в своем Беляниново, с разбитым сердцем от дважды неудавшейся любви за короткое лето, неуверенный в себе – ему хотелось защиты от несправедливости судьбы. Надя как-то сказала, что с ним хорошо и спокойно, он умеет опекать, заботиться и защищать. Одного она не знала – ему тоже хотелось защиты. Может быть любовь Корецкой – и есть то самое, чего он ждет и ищет? Виктория – сильная личность, правда, легкомысленная, непостоянная, с ней как на вулкане. А что, если ему и нужен этот самый вулкан? Чтобы все перевернуть вверх дном, посмотреть другими глазами и хоть чуть-чуть научиться легкости. Конечно, было одно «но», Вадим мог просто опоздать, прошло больше трех месяцев, а такие, как Виктория, долго в одиночестве не пребывают. Он без труда нашел номер ее телефона и, услышав голос, понял, что у него все еще есть шанс – кажется, Вика его любила до сих пор. Только в этом необходимо было убедиться, он больше не хотел рисковать, да и не мог. Как она рассвирепела тогда в машине в Питере, кричала, оскорбляла его, глаза метали молнии. Так могла вести себя только влюбленная женщина. А потом они целовались, долго-долго, говорили всякую чушь, смеялись, возвращались в город, то и дело, останавливаясь, чтобы опять целоваться. Она была другая в своих очках, более нежная, ранимая, где-то беспомощная. Такая – она совсем не раздражала Зорина. А у нее напрочь отпало всякое желание изображать из себя некую искусительницу, выставлять напоказ свою самоуверенность и власть над мужчинами. Все, что она хотела, быть рядом с Вадимом, любить его. А он? Он принял ее любовь. Такое с ним было впервые, и он решил отдаться в руки судьбы. Хотя все же иногда вспоминал Надю. Где-то в уголке его сердца жили мысли о ней, они не хотели растворяться во времени. И были моменты, когда Вадим страстно желал ее увидеть. Узнав о том, что она вышла замуж за Николая, он испытал настоящий шок. Несколько дней мучительно переваривая новость, он, в конце концов, убедил себя, что необходимо поставить точку, пути их, действительно, разошлись. И лучше всего это принять как данность, забыть, похоронив болезненные фантазии, и думать о своей жизни, о своем будущем. Да и с братом помириться не мешало бы, Вадим скучал по нему, даже, несмотря на то, что произошло между ними. И Вадим решился позвонить ему. Николай разговаривал с ним так, словно не было никаких обид и взаимных претензий. Более того, пригласил в гости. Вадим хотел было отказаться, но не смог. Все равно захотел увидеть Надю, даже если она теперь и чужая жена. Наверное, решил убедиться, что она счастлива или наоборот?
Она встретила его, смутившись, не ждала, или все же что-то отозвалось в сердце? Отводила глаза, излишне суетилась. Слишком велико было искушение, и Вадим понял, что откровенного разговора не избежать. Он сказал об этом. Надя вдруг перестала волноваться и понимающе улыбнулась, она тоже осознавала, что рано или поздно они встретятся и все выяснят до конца, чтобы спокойно жить дальше.
Надя принялась говорить о нем, о Вадиме, изящно подчеркнула его достоинства, даже поблагодарила, но внезапно замолчала и отвернулась. Потом без всякого перехода рассказала, как отправилась в театр, где после продолжительной разлуки встретила Фертовского, что почувствовала при этом. Как, благодаря актеру на сцене, осознала, что находясь во власти предубеждения, она упорно не желала признавать очевидное. Человек может быть совсем иным, нежели мы видим.
… Мы с тобой, Вадим, в чем-то похожи, мы убедили себя, что, скорее, полюбим мы, чем нас. Отдавать, конечно же, прекрасно, даже милосердно, есть в этом польза для души. Но мы не умеем принимать любовь, видеть ее вокруг нас, давать шанс другим. Нас больше устраивает быть жертвой своих чувств и упиваться своими страданиями, упрекая тех, кто не разделяет нашу любовь. За всем этим душевным театром мы не замечаем главного. Я столько раз жаловалась Виктории, что не нахожу в своей жизни любви, и ни разу не задумывалась, что, бросив все силы на свой собственный поиск, я не вижу поиска других. И, как только я отпустила свою жизнь, в ней появился человек. Я не стану сейчас говорить о том, какие к нему испытываю чувства, и что он для меня значит, скажу лишь: когда его нет рядом, мне целый мир кажется пустым.
Вадим понял все, подумал о Виктории, она тоже для него теперь станет целым миром.
Глава 26
Надя положила трубку телефона и в следующий момент услышала, как хлопнула входная дверь. Или почудилось? Что-то ей сегодня неспокойно. Она с секунду подождала и решила все-таки проверить.
Николая в спальне не было, плед небрежно валялся на полу, она насторожилась – муж отличался редкостной аккуратностью. В гостиной его тоже не оказалось, как и в ванной комнате. Надя вышла в коридор и обомлела: куртки Николая тоже не было, он оделся и, молча, ушел. Что же произошло, пока Надя разговаривала по телефону? Или это произошло раньше? Супруг пришел сам не свой…
Надя стояла посреди коридора и комкала в руках собственный шарф, который, вероятно, упал, когда Николай уходил. И вдруг ей стало так страшно, что перехватило дыхание: Николенька ушел навсегда и больше не вернется! Наверное, он ее больше не любит…
Почему-то именно в подобные минуты женщинам приходят в голову самые абсурдные мысли. Женская паника вообще вне всякой логики, даже женской. Поле деятельности ее фантазии безгранично и, главное, очень убедительно в отношении себя самой. И даже интуиция идет у нее на поводу. Она находит все признаки и совпадения надвигающейся беды.
Надя бросилась к окну и увидела, как на дорогу выезжает серебристый джип. Куда поехал Николай и, главное, зачем? Вот так сорвался, ничего не сказал, не предупредил, просто хлопнул дверью. Надя прижалась носом к холодному стеклу. Ощущение надвигающейся опасности отзывалось тупой болью в правом боку. Не многовато ли событий за один вечер? Звонок свекра, неожиданный приезд Вадима, все эти разговоры, неизбежность возврата к прошлому.
От волнения Надя стала себя дергать за челку, вспомнила про мобильный мужа, набрала номер, в ответ – долгие гудки. Вот и думай, что хочешь. Гадай, что произошло, и почему муж уехал и не отвечает на ее звонки. А ведь за весь вечер он не сказал ей ни слова и смотрел на нее как-то странно.
Нельзя, нельзя паниковать и нервничать. Господи, какая же это хрупкая вещь – счастье! Все можно потерять в одночасье… Поезд! Опять тот поезд во сне. Он увозил ее в прошлое, в то самое, где она чувствовала себя никому ненужной, невезучей, нелюбимой. И она опять проиграла. Только в этот раз сможет ли пережить потерю?
– Я не знаю, что делать, – тихо сама себе сказала Надежда. Телефонный звонок вывел ее из странного оцепенения, дернулась, рванула к аппарату.
– Слушаю, – стараясь унять волнение, выдохнула в трубку. А вдруг это звонит муж, и сейчас разъяснятся все недоразумения, развеются все сомнения, доказывая ее неумное паникерство.
– Мне необходимо поговорить с моим сыном, – раздалось на другом конце провода. Голос возмущался, кипел, требовал, как всегда.
«Сегодняшний вечер – просто сущее наказание», – с тоской подумала Надя. На свекра у нее уже не было сил.
– Я никак не могу его застать. Безобразие! Раньше он себе такого не позволял!
Раньше – это до Нади, понятно. С появлением невестки сын вел себя все хуже и хуже. Прошло всего лишь два месяца, а Николая не узнать. Отец всегда называл его полным именем, не признавая никаких сокращений, а уж ласкательных – тем более.
– Его нет дома, – Наде страшно хотелось положить трубку.
– А где же, в таком случае, мой сын? С работы он давно уехал, – оказывается, свёкр провел уже целое расследование.
– Не знаю, – она сказала, а потом уже подумала. Нет, думать не хотелось, иначе становилось страшно. И этот страх не имел ничего общего с тем, что было раньше. Николай своей любовью создал для нее совсем иной мир, и появилась другая Надя Андреева, а возврат к прошлому означал гибель. Гибель ее как личности, как женщины.
– Как это «не знаю»? – свёкр подумал, что ослышался. Эта девица бормотала что-то невнятное. Неужели они поссорились?! Владимир Григорьевич боялся поверить такому счастью. Кажется, этот брак продержался еще меньше, чем он прогнозировал.
– Простите, – тихо сказала Надя и положила трубку, стала ходить по комнате, отсчитывать шаги – два, три, четыре…
Посмотрела на часы: вычурно изогнутая стрелка бежала по кругу, как резвая лошадка – почти десять вечера. И сколько еще ждать, пока все прояснится? И чего ждать? Тот редкий случай, когда неизвестность настоящего и определенность будущего одинаково пугают.
Надя опять зашла в спальню, положила плед на краешек кровати, подушка все еще сохраняла помятость сбоку, муж любил спать именно так. Надя провела по ней рукой, как жаль, что вещи быстро утрачивают тепло своих владельцев. Еще недавно здесь отдыхал Николенька, а теперь…
А вообще, он редко себе позволял просто так отдыхать на кровати, чаще всего в кресле, много читая, иногда комментируя прочитанное, охотно выслушивал высказывания Нади, ему была интересна ее оценка. А как он смущался?! Надежда и представить себе не могла, что случайно найденная папка именно с этими фотографиями, заставит его покраснеть и лепетать что-то несвязное о снимках обучения для студентов. Она раскрыла папку и от удивления даже села. Целая серия портретных фотографий да еще каких! На одной из них он был снят явно в какой-то студии: кожаный стильный пиджак, черная рубашка, волосы зачесаны назад, открывают высокий лоб, тем самым прибавляет ему несколько лишних лет, однако лицо… оно совсем несерьезное, лукавое, в глазах будто искры. Вторая фотография: Николай вполуоборот, любимый темно-синий бархатный пиджак, под ним серая в крапинку рубашка, в руке – треугольный бокал, скорее всего, с мартини, губы растянуты в улыбке. А вот и натурная съемка: огромный шершавый ствол дерева, Николай сидел у его корней, кожаная куртка, темная водолазка, синие джинсы, одно колено согнуто, руки на животе, волосы взлохмачены. Этот образ, напротив, молодил его. Глаза задумчиво смотрели вдаль. Такой человек умеет не только позировать, но и размышлять, мечтать.
Самыми потрясающими оказались фотографии, лежащие в отдельном альбоме. Надя не удержалась от удивленного возгласа. Со снимка на нее смотрел настоящий английский аристократ времен Джейн Остен, ни больше, ни меньше. Красивые кольца уложенных волос, черные баки моды той эпохи, белый высокий воротничок, лицо серьезное, глаза темные, строгие, даже жесткие. Интересно, о чем он думал в тот момент? На втором снимке на Николае надета уже другая белая рубашка, воротничок – сплошь кружева, сверху – атласный жилет, в руках – кий, в камеру не смотрит, взгляд сосредоточен на игре в бильярд. И еще несколько фотографий, где Николай в костюмах той эпохи: воротники, рубашки, сюртуки, цилиндры. Надя просто влюбилась в этот образ – вот оно настоящее воплощение мистера Дарси! Не напрасно она сравнивала их, и если бы в России задумали экранизировать этот чудесный роман. Неужели Николай проходил кинопробы?
Выяснилось, что никаких кинопроб, конечно, не было. Это оказалось что-то вроде экзаменационной работы студентов, причем экспериментальной, фантазия сработала на целый цикл, помогал превосходный гример. Николай, обычно избегающий участвовать в подобных экспериментах в роли модели, на сей раз почему-то поддался на уговоры. И не пожалел. Галерея образов получилась замечательной. Особый восторг вызвал персонаж – английский аристократ. Мистер Дарси…
Николай усмехнулся, Надя обожала этого героя, увидев снимки, воскликнула: «Это он! Дарси был именно таким!» Она никак не хотела признавать, что Дарси всего лишь придумала неуемная фантазия Джейн Остен. Николай в угоду супруге все же прочел этот роман, и был вынужден признать, что неправ, считая романы Остен весьма посредственными. Ну, а мистер Дарси? Это особая тема. Неужели Николай на него похож? Надю переубедить было невозможно, главным аргументом в ее пользу оказалась сцена объяснения Дарси и Лиззи, та самая. Надежда провела параллель между некоторыми событиями романа и тем, что произошло в Беляниново. Николай покачал головой, он не любил вспоминать ту сцену, там они были так далеки от того, что есть сейчас между ними.
Далеки. Надя подошла к окну, а вдруг сейчас из-за поворота покажется машина мужа, и он вернется, и все объяснит. Надо только успокоиться и ждать.
Глава 27
Машину несло как на коньках, Фертовский почувствовал, что теряет контроль над управлением, попытки сбросить скорость только ухудшили ситуацию. Единственное, что он сумел – перестроиться в правый ряд, вернее, перекатиться, но так рискованно, что услышал за собой возмущенные сигналы автомобилей. Его машина впервые вела себя, абсолютно ему не подчиняясь, ее бросало из стороны в сторону, да еще пошел мелкий снег, который стал покрывать стекла белым ажуром, таким образом, создавая дополнительные проблемы. Не увидев дорожного знака, Николай повернул машину направо на примыкающую дорогу, ощутил через несколько минут, что колеса стали покачиваться, словно увязать, правда, гололед исчез, и управление опять оказалось под контролем. «Дворники» едва успели очистить стекла, как Фертовский увидел, что с налету въезжает в сугроб. Хлоп! Машина остановилась, секунда, зазвонил телефон.
– Слушаю! – рявкнул от пережитого испуга Николай.
– Наконец-то! – выдал отец, услышав его голос. – Ты переехал на Аляску?
Николай посмотрел по сторонам, отец словно видел то, что творится вокруг, а, главное, что его сын так прочно въехал в сугроб, что, пожалуй, это похоже на Аляску.
– Почти, – ответил Николай, опять заставил работать «дворники». Они так быстро, словно с энтузиазмом, взялись счищать снег. – Ты звонил мне раньше?
– Естественно. Я передал твоей… э-э-э… – отец никогда не произносил имени невестки, – как только ты появишься, чтобы позвонил мне. Конечно же, она тебе ничего не сказала. Она делает это специально?
– Что? – не понял Николай. Разговоры о Наде часто заканчивались ссорами с отцом. Ее приходилось защищать, что-то объяснять, оправдываться. Он всегда оправдывался перед отцом, делал это так часто, что возненавидел вообще по жизни перед кем-либо держать ответ. – Что она делает специально?
– Пытается посеять между нами вражду. С тех пор как она появилась, мы перестали понимать друг друга.
– Мы перестали понимать друг друга гораздо раньше, – жестко заметил Николай, почувствовал, что опять начинает злиться, – ты упорно разыскивал меня для того, чтобы сказать все это? Поверь, ты потратил напрасно массу своего драгоценного времени.
– Ладно, не кипятись, – неожиданно примирительно произнес отец, – собственно говоря, я звоню вот по какой причине: на днях из Европы приехали Стефановичи. Мы так давно не виделись, у Виталия Дмитриевича, как всегда, все хорошо, – не без зависти заметил он – хоть у кого-то все сложилось – сделал паузу, вероятно, подумал о своей судьбе. – Помнишь, как мы раньше встречали Новый год со Стефановичами? Еще до Лондона?
– Помню, – отозвался Николай. Он тогда был маленьким, но, оказалось, что помнит, как две семьи собирались вместе, разыгрывали целые представления. Супруга Стефановича, кажется, Лариса, он ее звал «Ларсон», имела талант настоящей актрисы. И в доме жила сказка. А еще рядом была девочка с огромными, как блюдца, голубыми глазами и пшеничными локонами. Она казалась такой маленькой и хрупкой, словно кукла, которую принесли в коробке. И имя у нее было необычное – Ангѐла.
– Так вот, – продолжил отец, – Стефановичи сейчас у меня, мы празднуем встречу. Все присутствующие просто жаждут тебя увидеть, Николай. Отказа я не приму, ты – мой сын, и я хочу, чтобы ты именно сейчас был рядом.
– Отец, кроме обязанностей сына у меня есть еще и другие, – сухо напомнил Николай. Первым порывом было отказаться, его мало волновали Стефановичи и встреча с ними. Это больше прошлое отца, чем его.
– Например, какие? – уточнил Фертовский-старший. – Обязанности мужа? – Николай промолчал. Отец больше вел разговор сам с собой. – Да уж, что-то ты их не очень добросовестно выполняешь. Уже довольно поздно, а ты домой не торопишься. Более того, твоя жена не смогла мне ответить: где ты?
Жена… Николай подумал о Наде, стал тереть ладонью лоб. Не мог он сейчас вернуться, не мог, не было сил ни на разговор, ни на объяснения. Хотелось просто исчезнуть, раствориться, может быть, в таком случае, что-то решится само собой?
– Я приеду, если ты не станешь поднимать тему моей супружеской жизни, – наконец выдал Николай. Фертовский-старший даже опешил от того, как он быстро принял его предложение, и почти не пришлось уговаривать.
– Обещаю, что не стану докучать тебе, – пообещал он, – тем более что есть намного более приятные темы, чем твой брак. Приезжай, ждем!
Николай дал задний ход машине, выбрался из сугроба, остановился на обочине. Что бы ни произошло, он должен сообщить Надежде, что ночевать дома не будет. Хотя, может быть, ей уже все равно? Она позвонит Вадиму, а тот, счастливый и довольный, прилетит к ней…
– Слушаю! – Надя взяла трубку телефона почти сразу. Даже в одном этом слове ощущалось волнение.
– Я сегодня останусь ночевать у отца, – сказал Николай, чувствуя, как давит камень нахлынувшей вновь волны разочарования и неприязни.
– Что-то случилось, Николенька? – она называла так его в особые минуты нежности. – Владимир Григорьевич разыскивал тебя, да, я совсем забыла тебе это передать! Боже мой, с ним все в порядке? Пожалуйста, прости мою забывчивость!
На миг у Николая закрались сомнения в неверности жены, да и Вадим разве способен?
– Ой, подожди, мой мобильный звонит, – Надя взяла телефон здесь же, на столике, – да, конечно, я ждала твоего звонка, – сказала она другому. Николай, услышав эту фразу, бросил трубку. Все! Хватит!
Дверь открыла домработница отца – Елена Степановна, седая молчаливая старушка. Сколько помнил Николай, она всегда была у них в доме. Он взрослел, она старела. С годами не менялись лишь ее комплекция – все такая же худенькая, стиль одежды – строгая униформа, и характер – молчаливость, беспрекословное послушание и стойкий страх перед хозяином. Она знала обо всем, что здесь происходит, о чем говорят, чем болеют, чего жаждут, ненавидят или любят. Она далеко не всегда понимала аргументы и доводы бесконечных споров хозяина и сына, но суть улавливала. И при этом ей было искренне жаль обоих: Владимира Григорьевича с его разочарованием и одиночеством, ведь он был по-настоящему одинок, во всем: сын, работа, студенты, приходящие и уходящие любовницы, а в глазах – тоска и пустота. Елена Степановна жалела и Коленьку. Они с отцом не находили взаимопонимания, как-то очень по-разному видели этот мир. Несмотря на принадлежность к поколению, которое воспитывали в страхе и послушании перед родителями, здесь она чаще была на стороне мальчика и находила оправдание его непокорности и несогласию с отцом. Кроме того, в конфликтах мальчик вел себя весьма достойно, он-то как раз не выходил из берегов, не хлопал дверями, не переходил на личности. Его нервозность и волнение выдавали лишь характерные жесты: потирание пальцем подбородка, почесывание кончика носа, он поджимал нижнюю губу, а еще курил сигареты, одну за другой. А когда все-таки уходил, не в силах выслушивать и дальше родителя, Елена Степановна видела идеально прямую спину, широкий шаг при отведенных назад плечах и его умение именно так размахивать руками.
– Здравствуйте, Елена Степановна! – входя, сказал Николай.
– Здравствуйте, Николай Владимирович! – она, за те несколько секунд, что наблюдала за ним, как он снимает куртку, разматывает шарф, разувается, поняла: у Коленьки явно что-то случилось. Он даже осунулся в лице, опять поджимал губы. Она вздохнула, хотя бы отец его сегодня не донимал, пожалел ребенка.
Высокая светловолосая женщина обернулась, в руке держала бокал.
– Добрый вечер! – сохраняя хмурое выражение лица, Николай вошел в гостиную.
– Замечательно, что ты приехал! – воскликнул отец, пребывая в настроении, диаметрально противоположном настроению сына. – Мы тебя уже заждались, правда, Гелочка?
Глава 28
Ночью Надя спала плохо, то и дело просыпалась, прислушивалась к звукам, шорохам, ей все еще не верилось, что вот так, без объяснений, Николай может уйти из дому, где-то провести вечер, а потом кратким «я останусь ночевать у отца», действительно это сделать. Какова причина подобного поведения? Что произошло? Надя просто терялась в догадках, даже и не пыталась это связать с появлением в их доме Вадима. Ведь муж его пригласил. А сам не приехал вовремя. Но потом… потом он вел себя так странно.
Когда раздался звонок от консьержки, Надежда вздрогнула, сердце почему-то ухнуло вниз, а колени предательски задрожали, сказывалась беспокойная ночь и взвинченные нервы. Было странное ощущение: будто что-то рушится у тебя за спиной, ты чувствуешь это, даже слышишь, но оборачиваясь, понимаешь, что тебе это только кажется, мир по-прежнему такой, каким был вчера. И не хочется верить в то, что обретенное тобой счастье в один прекрасный момент вдруг исчезнет, захлопнув за собой дверь.
– Привет, дорогая! Ну, что вы надумали приехать к нам в Беляниново? – Виктория впорхнула в прихожую, бросила сумку, на ходу стянула модные сапоги, шубу отдала Наде как прислуге. Проходя мимо зеркала, глянула на себя, поправила очки, удовлетворенная увиденным, наконец, обратила взор на подругу. Хватило нескольких секунд, чтобы понять: случилось нечто, напоминающее катастрофу. Давненько они не мыли косточки сильной половине человечества, все больше дифирамбов и слащавых речей, особенно, в адрес Фертовского. Ну, еще бы! В глазах Виктории он был почти безупречен, и Надюше невероятно повезло, что он влюбился в нее первым. И совсем здорово, что она далеко не сразу ответила ему взаимностью. Пожалуй, ей этот триумф был необходим как никому. И что теперь делать? Неужели все возвращается к тому, о чем ее подруга успела благополучно забыть? Но там-то были глупые мальчики, которые и понятия не имели о том, как надо относиться к женщине, не видели самого главного. Но Фертовский совсем другой: воспитание, уровень, жизненный опыт, зрелый муж.
– Что произошло? Вы поссорились? – спросила Виктория, готовая внимательно выслушать Надю, разобрать, если понадобится, все детально. Хотя Надюша далеко не всегда любила откровенничать, предпочитая многое держать в себе. Вот и сейчас, обхватив плечи руками, отвернулась к окну. Она выглядела, скорее, не расстроенной, а потерянной, беспомощной.
– Мы не ссорились, – наконец отозвалась, повернула голову. Еще недавно такая счастливая, окрыленная, она купалась в любви, сегодня в глазах безысходность и непонимание происходящего.
– Тогда что? Ты вчера по телефону что-то говорила о том, что Николя, молча, ушел из дому. Ну и… Я думала, вы поссорились, но все уладилось давно. Милые бранятся, только тешатся, – она посмотрела на часы. Решили именно сегодня с Вадимом поехать в Беляниново, чтобы все подготовить к празднованию Нового года, а там и Фертовские подтянутся. Эта идея пришла в голову Зорину, Вика согласилась. Отличная идея, веселый загородный праздник им гарантирован.
– Николай позвонил поздно вечером и сказал, что останется ночевать у своего отца, – сообщила Надежда и вдруг осознала, что в этой ее фразе сейчас не прозвучало ничего странного. Муж просто остался ночевать у своего родителя, ну и что?
– Ну и что? – то же самое озвучила Виктория.
– Понимаешь, – Надя повернулась, – меня беспокоит не то, что он остался у отца, а то, что пришел с работы, молчал, не захотел ни ужинать, ни разговаривать, а потом ушел, хлопнув дверью.
– Хочу заметить, что твой супруг никогда не отличался многословием, он ведь молчит гораздо чаще, разве не так?
– Это на него не похоже, – покачала головой Надя.
– Не похоже? – переспросила Вика, удивленно вытаращив глаза. Кажется, подруга ее не слышала.
– Он бы меня предупредил, объяснил, – Надя стала ходить по комнате.
– По-моему, мужчины вообще не любят ничего объяснять. И, к примеру, Вадим – тому подтверждение. Просто делает, как считает нужным.
– И ты бы не стала беспокоиться, если бы он вернулся с работы угрюмым и явно чем-то расстроенным?
– Ну, стала бы, наверное, – задумалась Виктория, – но списала бы это на усталость, либо на неприятности.
– А потом он, ни слова не говоря, ушел бы из дому, провел где-то часть вечера, позвонил, что останется ночевать у родителей. Чтобы ты подумала?
– Другая женщина… – неуверенно произнесла Виктория и осеклась. Надя перестала ходить по комнате. Глаза стали большими-большими. Корецкая пулей выскочила из кресла. – Я сейчас сказала глупость, не обращай внимания, пожалуйста! – быстро произнесла она. – Так хочется кофе, сваришь? – она хитро улыбнулась.
– Конечно, сварю, – Надя пожала плечами и ушла на кухню.
– Сделай покрепче, хорошо? – крикнула Вика, лихорадочно разыскивая в записной книжке номер телефона отца Фертовского. Надя как-то звонила с ее телефона в дом свекра, Вика тогда сохранила номер, так, на всякий случай. Ага, вот и телефон! Она прижала трубку к уху. Соединили сразу и почти сразу сердитый низкий голос сказал:
– Алло!
Вика растерялась, не думала, что попадет на Фертовского-старшего.
– Я слушаю! – он терял терпение.
– М-м, мне нужен Николай, – наконец сказала она, получилось как-то неуверенно и к тому же пискляво.
– Хорошо, что ты позвонила сама, – голос на том конце почему-то обрадовался. – Уверен, нет смысла объяснять происходящее. Раз ты сумела захомутать моего сына, следовательно, девица неглупая, а посему понимаешь и то, что вы не пара. Этот брак – досадная оплошность. И мой сын, – он опять сделал паузу…
«Хорошо, что Надя не слышит всей этой околесицы, – подумала Вика, – не слышит и даже не знает, что ее подруга проявила инициативу и позвонила. А зачем, собственно говоря, она позвонила? И должна ли вмешиваться? Вроде бы и не должна, но Надя переживает».