Tasuta

Осколки тысячи ветров. Вихрь Империи

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Оглянись, тварь! – разлетелся над поляной громкий, полный безудержной злобы крик.

И пусть. Пусть кричит. Старейшина знал, что нужен императору живым. Пока нужен. И раз так, какое-то время можно не обращать внимание на вопли одержимого демонами чудовища с лицом человека. Осталось прошептать всего несколько фраз – и переход будет построен.

Наконец, спустя несколько секунд заклинание было готово. Нужно было лишь поместить на алтарь требуемое количество силы. Как раз столько, сколько хранил в себе амулет Ветра. Тот самый, который когда-то принадлежал Малому Крылу унэокарри.

Старейшина медленно опустил затёкшую руку и взглянул на тех, кто пришёл за его жизнью, и безошибочно выделил среди них главного – слишком много холода и жажды крови плескалось в глазах этого человека. Но вдруг из-за спины императора появился другой. Он был не похож на обычных людей даже внешне, а чудовищная аура и немалая сила, заключённая в его чёрных глазах, безошибочно указывала на то, что он – ведьмак.

– Отойди от камня, морф! Медленно спустись с алтаря! – приказал «чёрный». А Старейшина запоздало сообразил, что если он достаточно сильный колдун, то он наверняка заметил готовое к активации заклинание. Значит, нужно действовать осторожно… А ещё этот выкормыш императора только что посмел унизить его народ.

Ненависть невидимым вихрем охватила сердце последнего унэокарри. Эти демоны вычеркнули из живого мира всех его «детей» и ещё глумятся над ними, называя словечком, родившимся в их лабораториях?

– Я не морф!!! – заорал он так, что одинокое эхо взвилось над деревьями: – Я – последний из «отражений» – древнего, благословлённого самим ветром народа, носившего имя «унэокарри». Последний, благодаря тебе, человек.

Голубые глаза Старейшины сузились. Захотелось обернуться свирепым у́расом и разорвать острыми кинжалами клыков глотки своих врагов, упиваясь их последним, меркнущим в глазах ужасом. Мозг Старейшины неосознанно дал команду к преобразованию тела, но внезапно, не позволяя измениться, острая боль пронзила его мышцы. Эта же боль отрезвила и напомнила о том, что его смерть станет концом его расы.

Последний унэокарри знал, что человеческие колдуны не смогут поразить его на расстоянии. Но здесь, на священной поляне его народа, были не только они. В его сторону сейчас смотрело несколько десятков арбалетов. Следовательно, нужно всё разыграть так, чтобы не дать им шанса успеть за мишенью. Так… В их глазах он стар и раздавлен горем. А что может случиться в таком состоянии со стариками?..

Перламутровое лицо Старейшины исказила судорога. Он пошатнулся и, чтобы не упасть вниз на землю, повалился на камень. Дальше – быстрый мысленный призыв ветра, и долгий выдох надёжно стирает с алтаря нанесённые приготовительные письмена. Жаль, что сам рисунок перехода он уничтожить не сможет, однако без исчезнувшей части эта картинка – всего лишь красивый узор. И последнее: принесение жертвы, одаривание вселенной тугим сгустком силы. Старейшина легонько бросил символ изначальной крови своего сына, и он, тоненько зазвенев, покатился прямиком в центр начерченной фигуры.

– Стреляйте!!! – завопил ведьмак не своим голосом. Но было поздно. Заклинание заработало, вспыхнуло, принимая поднесённый ему дар, и тут же поглотило просившего. Последнее, что увидел Старейшина, – это огромные от разочарования и бессилия чёрные глаза ведьмака и бледное, не верящее в реальность происходящего лицо императора. А потом пришла боль, и мгновения растянулись в вечность.

Боль крутила и ломала его тело, разбирала на части и собирала вновь по своему усмотрению. Он пытался кричать, но не услышал ни звука. Кажется, он оглох и ослеп. Или вновь собранное тело не имело горла или ушей. В какой-то момент его словно проволокло сквозь радугу и бросило в самый центр первозданного ослепительно-белого огня, который напоследок опалил его беззащитную сущность и, наигравшись, выбросил надоевшую куклу во тьму.

Боль медленно отступала, но её место занимал холод, неспеша пробиравшийся внутрь, к сердцу. Старейшина застонал и попробовал пошевелиться и с удивлением и облегчением осознал, что тело его на месте. Он осторожно перевернулся на бок, и его замутило. Голова начала наливаться дурнотой. Однако под своими ладонями унэокарри ощутил влажную от росы прохладную траву и жёсткие остья веточек. Он попытался встать, и его нутро сразу же извергло из себя едкую белёсую жижу. Кое-как отползши в сторону, Старейшина прислонился спиной к твёрдой неровной поверхности. Дрожащие пальцы определили её как древесный ствол. Посидев так некоторое время и немного придя в себя, унэокарри отрыл глаза и попытался осмотреться.

Вокруг царила непроглядная темень, но она не была ни опасной, ни затхлой или душной. Свежий воздух, словно вода, омывал измученное тело беглеца. Наверху иногда раздавался негромкое поскрипывание и шорохи. Постепенно глаза начали различать окружавшие его со всех сторон деревья. «Я в лесу?» – подумал Старейшина и постарался подняться на ноги. Голова кружилась, и безумно хотелось пить. Всё тело, словно сетью, было опутано дикой слабостью, которая мешала ему двигаться. Но останься он и дальше здесь сидеть, возможно, всё кончилось бы очень печально. Ведь Старейшина даже не знал, куда попал, в какой мир его закинуло, что есть в этом мире. Или, может быть, волшебство не сработало, и он остался в своём, только где-нибудь в другой его части?.. Нет, могущество «Высших крыльев» не могло не сработать. Но тогда где он? Кто живёт под этим небом?..

Внезапно унэокарри различил далёкий гул. И это был первый незнакомый звук, прозвучавший здесь. И последний подумал, что о нём нужно узнать побольше, чтобы понять – опасен он или нет.

Шатаясь из стороны в сторону и цепляясь за стволы деревьев, чтобы не повалиться окончательно, Старейшина побрёл среди спутанной темноты чужого леса в поисках источника гула.

Сколько ему пришлось идти, унэокарри не помнил. Несколько раз гул повторялся, помогая не сбиться с пути. Однако, чем дальше двигалось его измученное тело, тем меньше сил в нём оставалось. И когда деревья неожиданно кончились, а земля под ногами начала забирать вверх, Старейшина даже застонал от досады. Но, различив совсем недалёкую кромку подъёма на фоне чернильно-синего, присыпанного яркой звёздной пылью неба, решил всё же забраться наверх чего бы это ни стоило и оттуда попробовать понять, откуда же исходят те странные, неравномерно повторяющиеся, тягуче-низкие звуки. Каково же было его изумление, когда у самой вершины пальцы его вместо травы и мягкой почвы наткнулись на россыпи мелких пыльных камешков, а после ладони и вовсе легли на ровную, хоть и ноздреватую каменную поверхность. Покачиваясь, унэокарри выпрямился, стоя на коленях и попробовал оглядеться.

Чёрный в темноте гребенчатый поверху лес по-прежнему безмолвно замер вокруг. Но его непроглядная тень здесь будто лопнула, явно прорезанная каким-то трактом. Однако иномирянин никогда ранее не видел, чтобы лесную дорогу закрывали камнем, если только… Может, где-то рядом находится святилище лесных эльвов?

Старейшина хотел было подняться на ноги, но тут силы совсем оставили его. Внезапно от потерял равновесие и, взмахнув руками, повалился навзничь, крепко встретившись затылком с каменным трактом. В голове загудело, и гул нарастал с каждой секундой. Балансирующий на краю забытья разум вдруг осознал, что гул – тот самый и что нужно срочно возвращаться под защиту леса. Но ни один мускул не пожелал исполнять его столь мудрый приказ. Постепенно сквозь закрытые веки унэокарри различил приближающийся вместе со звуком свет, который становился всё ярче и ярче. А после звук вдруг изменился, и спустя несколько мгновений он услышал изменённую, но всё же узнаваемую речь:

– Ох, ёпт… Мужик, ты живой?..

Проваливаясь в беспамятство, последний из «отражений», Старейшина благословлённого самим ветром народа с ужасом понял.

Человек! Его нашёл человек!

Ярко-синее небо в огранке лучей майского солнца радовало мир своей сапфировой глубиной. Оно притягивало взгляды и казалось бездонным, заставляло улыбаться и наполняло весной. На его фоне живые кружева ещё нежно-зелёной с золотистыми солнечными бликами листвы смотрелись просто волшебно. Их узоры перекатывались, менялись, трепетно заигрывая с тёплым весенним ветерком.

Наслаждаясь этим удивительным утром, я неторопливо шёл по асфальтовой дорожке вдоль детского сада. Рука с удовольствием обнимала талию идущей рядом девушки, чья головка доверчиво прижималась к моему плечу. Я взглянул на свою спутницу и улыбнулся ещё шире. Невысокого роста, изящная, даже на каблуках чуть выше моего плеча, она, словно почувствовав мой взгляд, тоже подняла на меня глаза, и ответная улыбка осветила её лицо. Каштановые с медью, густые волнистые волосы спускались ниже плеч, и пара непослушных локонов скользнула на красивую полную грудь, соблазнительно виднеющуюся в треугольном вырезе платья. Я невольно опустил туда взгляд и в который раз пожалел, что не могу вернуть прошедшей ночи. Её волшебного полумрака, когда я мог так же обнимать эту обольстительную красавицу, чьё роскошное тело не было скрыто от меня мягкими складками материи, но притягивало взор чёрным кружевом белья. Перед глазами поплыли воспоминания – одно другого краше.

…Окутанный желанием взгляд серо-голубых глаз, мерцающий в свете двух неярких светильников, имитирующих лунный свет. И изысканный узор тонкого переплетения нитей на гладкой коже, зовущий, манящий, словно подталкивающий мои ладони прикоснуться к нему, медленно стянуть и увидеть, наконец, то, что скрывается за его ажурной дымкой…

…Мягкие губы, лёгкими бабочками танцующие на моём животе и спускающиеся всё ниже и ниже. Нежный ротик, жаркое дыхание которого опаляет мой и без того уже на всё готовый член. Боги, а что этот ротик творил с ним дальше, заручившись поддержкой умелого язычка! Правда, потом и я в долгу не остался, когда, крепко удерживая её бёдра и не давая сбежать от моих поцелуев, обводил языком, иногда прикусывая, её набухший клитор и продолжал сие действо до тех пор, пока её загорелое тело не задрожало, наполняясь до краёв горячим пламенем оргазма, и она, захлёбываясь наслаждением, не начала умолять взять её по-настоящему. Да, в такие моменты начинаешь чувствовать себя ближе к богам, чем к людям. А дальше…

 

…Я лежу на боку рядом с ней, расслабленной, и наблюдаю, как моя рука путешествует по бархатной коже, то обводя пальцами идеальные полушария её груди, то рисуя древние узоры на красивом животике, то скользя ладонью вниз по бедру, а, возвращаясь назад, попутно раздвигает ей ноги, чтобы приласкать её изнутри. Когда я, не останавливаясь, наклоняюсь и начинаю нежно целовать её шею, очерченное полусветом женское тело снова пробирает судорога удовольствия. Оно томно изгибается, и я понимаю, что она готова продолжать. Я улыбаюсь, потому что и не собирался заканчивать эту ночь так быстро. А она охотно признаёт мою власть над собой…

…Молочная грудь медленно раскачивается перед моими глазами в такт её движениям. Опершись руками о спинку кровати и оседлав меня, она неспеша двигается на мне. Тёплые бёдра крепко сжимают с боков моё тело. И с каждым выдохом комната наполняется негромкими стонами. Она словно смакует каждое мгновение. Я приподнимаю голову и обхватываю губами, беру в плен тугой сосок. В ту же секунду налитая грудь склоняется ниже. Движения её тела становятся быстрее и резче. Она буквально насаживает себя на мой ствол. Тогда я начинаю двигаться ей на встречу, обхватываю ладонями упругие ягодицы, чувствую, как бьётся её зад о мои затвердевшие от возбуждения орешки, слышу, как стоны перетекают в негромкие прерывистые крики и понимаю, что это слишком сладко, что мне буквально рвёт крышу от таких ощущений. Но она вдруг останавливается, и я вижу на её лице лукавую улыбку. Больше не торопясь, она несколько раз тягуче поднимается и опускается на моём копье. Мда… Закрадывается подозрение, что сейчас я вовсе не бог, а так, мелкий божок, с которым решили поиграть. Хотя, я вовсе не против…

…– Зачем?

– Хочу. Чтобы искры из глаз.

И ведь не поспоришь. Секс с ней – это как на качелях: чем сильнее качнёшь, тем выше взлетишь. Что ж, давай сделаем «солнышко»…

…Я снова на боку, но на этот раз прижимаю её спиной к себе. Её голова покоится на моём плече, в то время как моя ладонь, спускаясь сверху, нежно сжимает её грудь, время от времени поглаживая большим пальцем сжавшуюся вершинку. Вторая рука в который раз изучает это восхитительное тело, соблазнительный изгиб талии, округлые ягодицы, шёлковую гладкость лобка. Она извивается, стремится навстречу моей ладони и при этом так одуряюще трётся попкой о мой пах, что мне уже хочется просто толкнуть её лицом в подушку и, наконец, тупо взять её сзади, грубо и до конца. Правда, тогда высоко взлечу только я… Поэтому не отступаем от сценария и планомерно двигаемся к «солнышку». Мои пальцы оказываются возле её губ, и она жадно ловит их ртом, сосёт, едва не мурлыча от удовольствия, обвивает языком, оставляя на них как можно больше влаги. Затем она берёт мою кисть своей ладонью и опускает вниз. Однако меня ждёт сюрприз. Это что-то новенькое. Её бедро поднимается вверх и надёжно удерживается ею самой, в то время как её сокровища отдаются в полное моё владение. Что ж, так даже лучше, думаю я, и мои влажные пальцы без труда находят в полностью раскрытых створах её жемчужину. Как же сладко она стонет от моих прикосновений! В какой-то момент её ладонь неожиданно обнимает мой ствол и пытается ритмично двигаться. На моё счастье, её дыхание уже рваное, стоны перемежаются со всхлипами. Верный признак, что она уже близко к финалу. Я резко сбрасываю её пальцы, перехватываю одной рукой подрагивающую стройную ножку, держа её повыше. Вторая моя рука быстро оказывается на её животе, надёжно фиксируя гибкий стан. И мой член врывается в её лоно, начинает глубоко и мощно вбиваться в неё. Она уже не стонет – почти кричит, пряча звуки в подушке. И столько наслаждения в этих криках, в её танцующем вместе с моим теле, что горячая волна, плещущаяся сейчас в моём паху, начинает уверенно затапливать всего меня, с головой, до звона в ушах от бешено бьющейся в груди и висках крови, до огненно-радужных мурашек на коже. Я чувствую, как напрягаются внутри её мышцы, и вот уже сам задыхаюсь от удовольствия. Меня будто молния пронзает, до предела натягивает все мускулы, заставляет остервенело вжиматься в мою женщину, ощущая наш оргазм на двоих, и самого оплетая той невероятной сладостью окончания, ради которой всё начиналось. Вот оно, наше общее «солнышко»…

– Саш…

Звук её голоса вернул меня в настоящее, и я улыбнулся:

– Ммм?

– Мне нравится, когда ты так на меня смотришь. Аж внутри всё поёт…

Я тихо засмеялся и прижался губами к её волосам.

– Это хорошо.

– Хочешь, повторим сегодня? – Её длинные ресницы дрогнули, пряча вспыхнувшее в глазах желание. Кажется, прошлая ночь тоже не давала ей покоя.

– Нет, повторять – скучно. – Я наклонился к серо-голубым глазам – Хочу продолжить.

– Продолжить? – тёмные брови выжидающе приподнялись.

– У меня вообще большие планы на отпуск. И ты в них в одной из главных ролей.

Её лицо мгновенно вспыхнуло, и она сглотнула.

– Не ездить что ль никуда… – чуть хрипловатым голосом задумчиво произнесла моя красавица, и мы оба негромко засмеялись, подходя к мутно-прозрачной конструкции автобусной остановки.

Я держал её за руку, стоя против движения машин, смотрел в её чуть смущённо улыбающееся лицо и был почти счастлив.

Вдалеке, в потоке легковых автомобилей показалась белая махина маршрутного такси. Присмотревшись, я различил нужные цифры и кивнул подбородком в ту сторону:

– Твоя.

Она машинально оглянулась.

– Да… До скорого.

Вместо ответа я, не сводя взгляда с её сияющих глаз, поднёс к губам её нежную ладошку, а она, затаив дыхание, следила за этой невинной, но столько обещающей лаской. Я отпустил её руку, но зачарованная красавица не двинулась с места.

– Ты необыкновенный, – тихо произнесла она, и я вопросительно усмехнулся. – Не похож на остальных. Ты другой, и это здо́рово.

Стремительно шагнув ко мне, она встала на носочки и коснулась моего рта лёгким поцелуем. А после резко развернулась и побежала к остановившейся маршрутке.

Какое-то время я продолжал стоять на месте и смотреть на удаляющийся белый фургон. Вот только теперь моё счастье поблекло, скрытое размытой завесой мыслей. Вздохнув, я неспеша направился домой.

Другой… Не похож…

Я невесело покачал головой. Если бы ты только знала, моя маленькая коэ́ххи, насколько близка к истине.

Проходя мимо больших стеклянных окон пристроенных к домам офисов и магазинов, я невольно взглянул на своё отражение. На меня с той стороны зазеркалья смотрел высокий, худой, голубоглазый мужчина с очень светлой кожей и зачёсанными назад светлыми же волосами, закрывающими шею. Голубые джинсы и клетчатая тёплая рубашка поверх футболки с закатанными рукавами делали его совершенно обыкновенным среднестатистическим представителем рода человеческого примерно сорока лет от роду. Только вот видимость иногда бывает обманчива. Потому что мне далеко не сорок и я вовсе не принадлежу к расе людей…

Я попал в этот мир около девяти лет назад. Последний из древней расы «отражений ветра». Старейшина целого народа, полностью стёртого с лица земли. Хранитель знаний и магии ветра. Первый унэокарри, появившийся больше тысячи лет под солнцем другого мира. Я не сберёг никого из своих сородичей, но пересёк границы вселенных, чтобы возродить своё племя. Ибо пока жив я, живы чистые семена, которые дадут начало новому. Но – о, Всеведущий! – как бы я хотел вернуться назад, под родное небо, где осталась моя память, моё сердце! Если бы только в тот далёкий день у нас хватило разума отказать «Высшему Крылу», избежать непоправимой ошибки, стронувшей лавину случайности с вершины мироздания, моя семья была бы сейчас жива…

Моя семья… Жена… Сыновья… Дочери… Все, кто жил рядом и чтил законы Крыльев, кто должен был жить ещё очень долго и кого я не готов был потерять так быстро и так сразу… Все, кто никогда не восстанет из мёртвых, но память о ком я сохраню в сказаниях для новых унэокарри, которые появятся в этом мире…

Я шёл по разбитой асфальтовой дороге, прямой, но источенной временем стрелой нанизывающей на своё «древко» многочисленные дворы с их громадными, похожими на пчелиные улья, многоквартирными домами. Шёл и вспоминал тот ужас, который охватил меня, когда я понял, что эта вселенная полностью принадлежит людям. Тогда я ненавидел эту расу и боялся её всей душой. Но живущие под этим солнцем оказались совсем иными. И признаться, я был удивлён, когда обнаружил, что мой знак силы остался при мне. Хотя позже понял, что это мне просто невероятно повезло. Пусть в чём-то мелочными, иногда жестокими и скупыми, но здешние жители всё же мало походили на безжалостных варваров империи моего мира. Правда, чтобы они приняли меня, мне пришлось стать одним из них, благо, для этого исконному сосуду силы чуть подрихтовать цвет своей кожи не составило труда, даже находясь в едва живом состоянии. Да, за тысячу лет научишься «держать лик» даже мёртвым.

После пробуждения почти месяц я провёл в больнице. Меня приняли за жертву похищения, потерявшую память, и я не спешил их разуверять в этом, помалкивая, слушая, обучаясь и запоминая. Для меня здесь всё было страшным и несуразным – города, дома, машины, самолёты, поезда, оружие, технологии, даже еда, которую я поначалу боялся брать в рот. Хотя вот технологии, нужно признать, здесь чем-то соприкасались и роднились со стремлениями людей моей вселенной. Видимо разум человека везде устроен одинаково, а дальше всё зависит от имеющихся возможностей. Ведь кое-что похожее я видел у них и в своём мире.

Местный язык не стал для меня особой проблемой. Все мужчины-унэокарри, а я в особенности, устроены так, что, меняясь внешне, мы меняемся и внутренне и начинаем говорить на языке принятого нами «лика». В результате остаётся лишь расширить свой словарный запас и узнать достаточно о жизни и культуре нужного существа, чтобы окончательно слиться с толпой.

Но вот что меня поразило и даже ввергло в шок, так это то, что в здешнем мире совсем другая энергия и при взаимодействии с магией чужого неба она даёт неожиданно иные результаты. Она свита в тугие узлы, от которых отходят тоненькие лучики силы, и подозреваю, что именно одно из этих мест соединения энергетических потоков и послужило «дверью» для перехода моего тела сюда.

Итак, я утратил умения принимать образы животных. Мне остались доступны лишь гуманоидные формы. Но зато у меня появилась возможность сливаться с окружением, или, как пишут в здешних вымышленных сказках-фэнтези, отводить глаза. Что же касается полётов, то Ветер этого солнца смилостивился надо мной и принял меня в пасынки, не позволяя парить в облаках, но разрешив моему телу совершать гигантские прыжки, благодаря которым в один миг оказаться на крыше пятиэтажного дома – для меня раз плюнуть, как здесь говорят.

Сами же люди в этом мире магией пользоваться не умеют, хотя подсознательно и мечтают научиться. Не даром же так много книг, написанных ими, рассказывает о волшебстве. Кстати, в них упоминаются расы моего мира. Только названия у них другие. Однако это всё же навело меня на мысль, что я – не первый, кто опробовал заклинание портации, созданное когда-то Старшими Крыльями. То есть получается, что сила пронизывает все вселенные наподобие нити для ожерелья, немного отличаясь по цвету, так сказать, и работая как коридор, по которому меня в своё время проволокло. И если в моём мире она позволяет черпать себя пригоршнями, то здесь иногда сама проникает только в некоторых людей буквально по капле, и тогда у этих счастливчиков прорезается то, что называют интуицией, удачей или шестым чувством. И очень редко попадаются те, кто может сам использовать эти крохи, но действуют они так грубо и топорно, что образующиеся откаты и «завихрения» могут не один день пугать простых людей, получая забавное название «барабашка». Кто-то скажет, что с такими способностями я вполне мог бы стать супергероем, но… Нет, не мог. Не хотел. Не имел ни малейшего желания спасать кого-либо из жителей этой планеты. Слишком глубоко пустила во мне корни ненависть к людям. И кстати, моё колдовство тоже имеет свои откаты, и очень прожорливые: любое моё заклинание отзывается во мне уколом боли и забирает столько же, если не больше, силы, восполнять которую мне удаётся с большим трудом. Это ещё одна причина, по которой кроме сглаживания зеркальных бликов кожи, я магией больше почти не пользуюсь. Да и чем больше её во мне, тем больше передаётся моим детям. А для меня это стало самым важным.

 

Чтобы жить в этом мире, для начала мне нужно было полностью перевоплотиться в человека. И ещё нужны были деньги. Как, наверное, и в любом из миров, здесь не любят попрошаек, и за просто так тебя никто кормить не будет. Хотя найти работу в первые несколько дней мне тоже не удалось – слишком подозрительно я выглядел в глазах местных жителей. Поэтому, чтобы не протянуть ноги от голода и не свихнуться от отчаянья, я нарушил здешний закон: попросту по-тихому ограбил чей-то солидный счёт в банке. Преступника, конечно, искали, но зря – поймать отражение в принципе невозможно. Между прочим, именно тогда я почувствовал всю прелесть догнавшего меня отката. А дальше всё стало намного проще. Я обзавёлся небольшой уютной квартиркой в среднего достоинства городе, озаботился правдивой историей жизни жертвы всесокрушающего огня, с помощью малой толики магии получил необходимые для жизни в этом мире документы и, наконец, нашёл работу, с которой мог бы справиться. И никто не сказал мне ни слова, потому что, как оказалось, здесь за деньги можно купить почти всё. Даже новое имя и покой. А я собирался остаться тут очень надолго. По крайней мере, пока не найду возможность собрать достаточно магии, чтобы вернуться домой.

Первая эххи у меня появилась спустя примерно полгода после того, как я открыл глаза в ночном лесу этого мира. Это была, так сказать, проба пера, эксперимент, который кончился вполне удачно: спустя положенный срок на свет родилась маленькая светлоглазая девочка. И, поняв, что семя брошено в благодатную почву, я вскоре оставил их с матерью. Тогда мне не было жаль их. Да мне, если честно, было до лампочки, что с ними будет дальше. Ребёнок родился, здоровый, с явными чертами моего народа. Остальное – к демонам! Люди? В мечтах они все вымерли от какого-нибудь проклятья, оставив эту землю моим потомкам. Мне нужно было двигаться дальше, закладывать фундамент для своей новой «семьи». И я продолжил.

Я имел несколько эххи одновременно, и каждая была уверена, что она единственная в моей жизни, даже не догадываясь об обратном. Ни одна из них никогда не была в моём жилище, и после расставания я не опасался встретиться с кем-либо из них на улице, в магазине, ведь они либо не узнавали меня, либо просто проходили мимо, не замечая. Об этом я всегда мог позаботиться, потому что всегда чувствовал ту, которая произвела на свет моего ребёнка.

Постепенно число моих детей перешагнуло десяток. Я плодил их, не чувствую любви, словно поросят на ферме, которые нужны, чтобы выжить. Мне даже думалось, что в идеале лет через десять следовало бы собрать всех этих полулюдей в одном месте где-нибудь в глуши подальше от людей, построить что-то вроде скита и неспеша, обстоятельно учить их законам крови. Но я также отлично осознавал, что этот мир не позволит в краткий срок исчезнуть нескольким десяткам детей. Правительство и военные всех на уши поставят, всю страну перероют в поисках, пока не найдут. А технические возможности для этого здесь довольно обширны. Нужно отдать должное людям, их связь с детьми довольно велика. Поэтому я решил положиться на магию унэокарри, присутствовавшую в каждом из этих малышей. Рано или поздно она, как ловкая рука, потянет за ниточку и соберёт воедино все юные «отражения», как бусины на нитке. Конечно, тогда будет намного труднее, но они всё равно поймут, почувствуют сердцем своё единство и, пусть и поздно, но пройдут инициацию. И мне нужно будет оказаться рядом, потому как только Старейшина может открыть в юноше силу Ветра или благословить девушку на материнство.

Годы входили в мою жизнь, сменяя один другой. Менялось моё восприятие этого мира и отношение к окружающему. Менялся я сам. Я начал по-другому думать, говорить, и в один прекрасный день неожиданно для самого себя впервые под этим солнцем почувствовал гордость, когда на моих руках оказался закутанный в пелёнки бледнокожий малыш, мой сын. И хотя он был уже далеко не первым, внутри меня шевельнулось что-то тёплое, светлое. В тот момент я понял, что унэокарри этого мира больше не являются для меня наполовину людьми. Все они, начиная с этого младенца, вдруг стали только моими. Они стали моей настоящей новой семьёй. Тогда я впервые искренне поблагодарил человеческую женщину за столь ценный дар. Кажется, в тот момент я сам в какой-то мере стал человеком.

Но самое удивительное случилось со мой всего два года назад – я вступился за человека. Не знаю почему, но в тот вечер я не смог пройти мимо того, как трое высоких, загорелых, явно навеселе выродка, стоя вокруг невысокой девушки, перекидывали друг другу сумочку и самозабвенно гоготали, когда невысокая измученная фигурка пыталась перехватить её, и дрожащий голос уговаривал их прекратить. Поначалу мне была просто неприятна эта картина, но неожиданно до меня долетели столь омерзительные слова, что я остановился как вкопанный:

– Хочешь её назад? Тогда придётся расплатиться, крошка. Натурой. Нас как раз трое…

Одобрительный смех проглотил её ответные слова. Девушка попыталась развернуться и гордо уйти, но, видимо, собственно предложение так понравилось зарвавшимся ублюдкам, что они решили взять оплату против её воли. Умоляющий взгляд испуганных светлых глаз выхватил меня из сгущающихся сумерек, и я почти услышал беззвучное движение подрагивающих губ.

– Помогите…

Унэокарри никогда не были великими воинами. В моём мире нашим ремеслом было лицедейство и сказительство. Вот в нём мы по понятным причинам были лучшими. Было ещё одно дело, которое мы могли бы делать лучше любого другого, но те, кто брался за стилет убийцы, становились изгоями. Так что сомневаюсь, что я справился бы с теми тремя сразу, да ещё и голыми руками. Но новые правила магии этого мира дали мне преимущество. Согласитесь, огрести из ниоткуда кирпичом по затылку или носком ботинка по яйцам – мягко говоря, приятного мало. Хотя, это для тех троих мало, а для меня в тот момент такой расклад самое оно был. Даже на душе хорошо стало, когда они у моих ног в различных позах пребывали. Один – временно недоступный, другой – тоненько поскуливающий в позе эмбриона и третий, у которого я проверил пресс на прочность, – с выпученными глазами пытающийся протолкнуть в себя хотя бы глоток воздуха. Удовлетворённо хмыкнув, я обернулся к девушке и… тоже обнаружил её на земле. Только не лежащей. Ползая по асфальту, она собирала выпавшие из сумочки в ходе перелётов вещи, пыталась сложить их обратно, но вся эта мелочь упорно отказывалась держаться в ходящих ходуном пальцах и выпадала обратно.

– Оно того стоило? – укоризненно спросил я и в ответ получил беззвучный хлюп носом. – Вам нужно было сразу уйти, и гори она огнём эта сумка. – Снова хлюп. – А если бы я рядом не проходил?..

– Здесь вся моя зарплата. Все деньги на месяц вперёд. Мне и бабушке… – не поднимая головы отозвалась девушка, глотая слёзы. – Я надеялась они поржут и угомонятся. – Цилиндр губной помады с глухим постукиванием снова покатился по земле.

Я вздохнул и, отобрав у неё сумку, сам начал собирать в неё разбросанные женские «сокровища».

– Угомонятся… – негромко, но нравоучительно приговаривал я. – Как будто первый день на свете живёте. Не знаете, что самцы при виде хорошенькой девушки другой головой думать начинают. Особенно, когда у них настроение игривое. Им бы тогда куда ни куда свой член пристроить. В любую щель засунуть готовы, лишь бы не в дверную…

С этими словами я протянул ей сумку и оторопел. На меня в тёмных ореолах размазавшейся туши смотрели серо-голубые, но очень светлые глаза. И от их взгляда в животе у меня образовался горячий комок, растекающийся теплом по телу и ускоряющий сердцебиение. С трудом я заставил себя вернуться к реальности и услышал негромкое:

– Спасибо Вам…