Бледное пламя колыхалось над столом. Столь же бледное, сколь апатичное и беззвучное, оно отбрасывало едва заметную тень на заплесневелые стены и чёрно-белые вытянутые лица.

Пыльный, со следами паутины канделябр. Грязное столовое серебро. Потускневшие украшения на мрачных стариках и старухах за столом. Аристократы, похожие на далёких потомков графа Орлока, хищно следили за тем, как оживший трухлявый пень переваливался через порог залы на своих корнях, роняя щепки. На нем стоял поднос с одним-единственным блюдом.

Сухие блеклые губы присутствовавших растянулись в улыбки.

С величайшей осторожностью старики и старухи передавали долгожданное сокровище из одних дрожащих рук в другие, пока то не легло на центр стола. Самый древний из присутствовавших зажмурился и шумно вдохнул бесцветный дымок. Сглотнул. Оживился.

– Хорошо…

Взял в руки вилку и нож, отрезал кусочек – нежный, с золотистой корочкой – и поднёс ко рту. Остальные нескромно следили за тем, как старик пережёвывает мясо.

Не успел тот проглотить, как его седые волосы налились цветом, а губы располнели и порозовели.

– Превосходно! – воскликнул румяный белокурый юноша, на которого польстилась бы любая принцесса или даже королева. От старика остались лишь наряд да заострённые вытянутые уши.

В зале ликовали и едва сдерживались, чтобы не нарушить правила приличия – так всем хотелось получить свою порцию чудодейственного блюда.

Им не пришлось ждать долго.

Пламя на свечах больше не казалось бледным. Заместо плесени на стенах пестрели причудливые узоры. Золото горело, серебро блестело, сам воздух вокруг помолодевших искрил жизнью. Угощение было с удовольствием съедено, и на блюде остались только крошечные кости и череп.

Человеческие.

Корень проблемы

Он вышел наружу. Нескладный, низкорослый и толстый. Рождённый как издёвка над реальностью, что выпячивают одни и игнорируют другие. Собирать его по кусочкам было нелегко. Туда, где могла расцвести природная красота, вживлялись имплантаты, привлекательные сам по себе, но в общей картине казавшиеся жемчужинами в грязной жестяной банке.

В середине пути начались затруднения. Понадобилось две недели, чтобы настроиться на полчаса работы над сердцем монстра. Самопровозглашённый Франкенштейн далеко не всегда получает удовольствие от своей работы. Однако он убеждён, что от «себя ему» больше нечего сказать.

Существо бросило миру вызов, явившись на суд людских глаз. Раздражитель, требующий реакции; вопрос, нуждающийся в ответе; артист, мечтающий об аплодисментах –вызвал лишь глубочайшее отвращение. Зов остался без ответа.

Почти все вокруг попрятали лица, скрывая друг от друга обличающее возмущение, дрожащие подбородки и слезы на щеках. Каждый опасался, что другие прочтут на его лице беззвучное признание. Согласие с тем, что такое безобразие имеет место под солнцем; что все усилия лучших умов человечества, все попытки облагородить прямоходящую обезьяну – пошли прахом.

– Они не любят меня! Они ненавидят меня! – взвыл монстр с порога, вернувшись к создателю. – Почему, почему ты не сотворил меня красивым? Почему ты не сделал меня достойным их радости и восхищения?!

– Дело не в тебе, совсем не в тебе. – Бледный безумец выглянул в окно. Почти все люди внизу молча разошлись по своим делам, но некоторые остались и ждали.

– Что ты хочешь сказать?

– Вот что ты для них, – создатель поднёс к лицу карликового монстра предмет. Мельтешение пучков света на отполированной поверхности радовало и внушало тревогу одновременно.

– И только? – существо не могло поверить своим глазам.

Зеркало. Этим предметом было зеркало. А люди не хотели в очередной раз расписываться в собственной никчёмности.

Куда заводит печаль

– Ты не считаешь меня толстой?

– Мяу.

– А худой?

– Мяу.

– Честно?

– Мяу.

– А костюм меня не полнит?

– Мяу!

– Ладно, пошли.

Из просторного лаза рядом с засохшей осиной выбежал кот. Пока он отряхивался и вылизывал шёрстку, попутно пытаясь сорвать с себя бантик, из земли потянулась пара костлявых рук, похожих на голые ветви.

Раздался смачный треск: вылезая из своего убежища, Алиса зацепилась краешком платья не то за камень, не то за корень.

– Ну что же ты так! – запричитала девушка, с величайшей досадой разглядывая прореху.

Смерть – лучший консервант, однако в душе Алиса надеялась, что со временем что-то в её не-жизни изменится, и свадебное платье понадобится не только для маскарада.

Ултар потёрся лбом о лодыжку хозяйки. Морда кота излучала гордость.

«У тебя всегда есть я! Я! Всегда рядом!»

– Ох, черт-те что и сбоку бантик, – прошептала Алиса, чеша питомца за ухом.

– Мурр-мяу.

На Кладбище тишина. Слишком тихо для Кануна Дня Всех Святых. Ни неформалов, ни язычников, ни христиан. Даже местные не выли, не стонали, не бродили, будто праздник уже прошёл, и все отсыпались с пачкой аспирина под подушкой.

– Слишком тухло даже для этого болота, – вздохнула Алиса, оглядевшись. – Даже в сторожке кино не смотрят. А я готовилась… Ну вот!

Возвращение в убежище не сулило никакого веселья, и Алиса, понадеявшись на случай – как-никак, а праздник – пошла туда, куда ноги несли. Ултар молча семенил следом.

Минута бесцельной ходьбы, и обитатели Кладбища вышли к склепу – самому склепистому склепу, такому большому, что в нём можно спрятать целую общину нелегалов. Или монстров, как это сделал один британец.

Тяжёлая дверь поддалась не сразу: Алиса уже неделю почти ничего не ела.

– Автор! Автор! – звала Алиса, продвигаясь с вытянутыми руками, ибо кругом было темно. – Ты где? Автор!

– Кс-кс-кс! – добавил от себя Ултар.

Впереди замерцал желтоватый свет. То была свеча на крышке гроба, оставленного на каменном постаменте. А за гробом как за столом сидел…

– Wellcome to my humble residence!

…высохший пучеглазый труп в седом парике и костюме барона Самеди.

– I am Cryptkeeper and it's time for some Halloween story, – визжала мумия на видеокамеру, что стояла неподалеку. – You know, I always wonder how…

Недолго думая, Ултар запрыгнул на гроб.

– Kitty? Well, well, well. I like kitties. They have a mouth on… A-a-a!!!

– Мр-ряу! – Кот вцепился болтуну в руку и попытался урвать себе хотя бы палец.

Вышло даже лучше: Ултар вернулся к хозяйке с целой рукой в зубах.

– My oh my, – мертвец скучающе оглядел пустой и чуть порванный рукав. – Seems like you, pretty girl, just disarmed me! – и рассмеялся так, что кот выпустил кость из пасти и скривился, будто укусил зелёное яблоко.

Впрочем, недолго лился смех. Болтуну прилетела пощёчина его же оторванной руки.

– Тупая, тупая мумия! Куда дел Автора? Моего Автора! Куда?!

Очередь ударов опрокинула мертвеца. Тот закрывался как мог, но у Алисы были длинные руки. И их было больше.

– Мур-мур-мур… – Ултар осторожно отполз подальше от свалки.

«Мамочка сегодня явно не в духе».

Ни диеты, ни обеда

Перепачканная землёй плоть разлетелась в вонючий гнилой фарш. Провыв нечленораздельно, мертвец потянулся когтистой лапой к рассаде, даже сквозная дыра в туловище его не смутила.

– Э-э-э-э…

– А-А-А-А!!! – Старая ведьма совершила несколько пасов руками, и в нежить полетел цветочный горшок.

Не ведавший страха зомби встретил снаряд головой. Естественно, горшок оказался крепче, и склизкое серое вещество, перемазанное чёрной кровью, вылетело в окно вместе с обломками черепа. Судорожно дёргаясь и мерзко цокая языком, мертвец вывалился наружу. Но прежде, чем силуэт перестал заслонять звёздный свет, из живота теперь уже точно покойника раздался писк и показались тонкие дрыгающиеся конечности. Последние вцепились в края оконной рамы, но тушу, весившую не меньше центнера, удержать не смогли.

– Проклятые басурмане, – выдохнула колдунья, нетвёрдой походкой приблизившись к разбитому окну. – Лезут, гады…

Снаружи раздался громкий хлопок. В стену врезалась пуля. Ведьма бросилась на пол, спасаясь от щепок и пыли. Но бой и не думал останавливаться: чуть придя в себя, старуха сквозь щели между досками заметила движение. Присмотревшись, она разглядела на земле короткие задние лапы, покрытые грязно-жёлтой шерстью. Те сучили вразнобой, словно принадлежали Колобку, который внезапно стал квадратным и завалился на лицо. Но то оказался не Хлебушек, как прозвали в лесу Колобка, а огромная медвежья туша в полуистлевшем красном кафтане.

И эта чужеземная нечисть без тени стеснения опустошала ведьмины грядки: грызла огурцы, хрустела капустой, в клочья рвала петрушку. Те визжали от боли и ужаса…

– Я тебе, аспиду! Избушка!

Избушка накренилась влево, вправо, вся заскрипела, затряслась. Старуху вжало в пол, а ноги медведя уменьшились. Да и сам медведь как будто отдалился…

– Куд-кудах! – гаркнула избушка и наступила на медведя. Даже если бы тот чувствовал боль, он бы не закричал: пасть была забита огурцами.

– Ха! Будешь знать, скотина такая!

Колдунья подползла к окну и выглянула наружу. Со стороны леса к избушке на курьих ножках шла новая угроза: заморский красноглазый гигант, чьи ноги напоминали столбы, а уши развевались на ветру как постельное бельё. На спине у чудища сидел огромный полусгнивший заяц, рядом шагал не то конь, не то корова и скакала полосатая кошка, похожая на чучело.

В воздухе витал запах порохового дыма. Колдунья плохо видела, но хорошо различала запахи и звуки. Слышала отдалённый визг, хрюканье и скрежет металла.

– Пищаль перезаряжает, свинья окаянная… – прошипела старуха и бросила взгляд на угол возле печки: – Вишь, дармоед, как все на капусту мою идут! Без закуски оставляют, гады!

Из угла промычал «дармоед» – дорогой и желанный гость, даром что связанный. Крепкий, мясистый, вкусно пахнущий. Не мальчик и не старик – мужчина в самом рассвете сил.

Как отпускают грехи

Ещё до звонка секретарши Виктор почувствовал, что к нему пришли. И кто именно пришёл. Не по голосам из приёмной, нет, там было тише обычного. Именно почувствовал. Будто чей-то недобрый взгляд прошил дверь насквозь и холодным гвоздём впился Виктору в лоб.

– Пусть заходит!

Виктор дотянулся до пульта и нажал на единственную кнопку. Стало темнее: на окна опустились металлические ставни. Лишь лампочки на люстре рассеивали мрак.

В кабинет вошёл мужчина. Не оборачиваясь и не сводя с Виктора глаз, он прикрыл за собой дверь. Тщедушный, лысый, безусый, в линялой выцветшей рубашке и с термосумкой в руках, он совершенно не вписывался в окружение. Совершенно не подходил лакированным панелям на стенах, внушительному столу, за которым сидел брутальный бизнесмен в солидном деловом костюме. Виктор потянулся ко лбу, ибо тот ныл от фантомного гвоздя, но замаскировал проявление слабости под укладку непослушных волос.

– Давно не стригся? – еле слышно произнёс пришедший. Его улыбка напоминала прореху на мешке.

– Женька, я велел тебе не появляться, пока не закончишь работу. – Виктор красноречиво хрустнул костяшками пальцев. – Ты уже всё?

Вместо ответа Женька взгромоздил на стол термосумку.

– Вот.

– Что «вот»? – Виктор мрачно усмехнулся, но его улыбка тотчас поникла.

От звуков, с какими Женька расстегнул сумку и запустил в неё руку, мутило. Сам воздух, казалось, пропитался разложением и смертью.

– Алчность мошенника, – Женька извлёк из сумки пригоршню окровавленных пальцев и, словно играясь, побросал их на стол по одному – бам, бам, бам…

На пиджак от Армани упала капелька холодного пота. Женька улыбнулся, собрал обрубки и высыпал их туда, откуда достал.

– Гордыня помощника, – на свет лампы явилось пожёванное сердце. – Зависть лучшего друга, – теперь на ладони убийцы красовались глазные яблоки. – Чревоугодие должника.

Женька запустил в сумку обе руки. С мерзким хлюпаньем на свет искусственных звёзд потянулся бледно-розовый канат. Физиономия изувера лучилась улыбкой психопата.

– Юх-ху! – Женька разжал пальцы, и кишечник упал обратно, словно обезглавленная змея. Живодёр внимательно посмотрел в глаза Виктора и маняще произнёс:

– Похоть жены и любовника!

Виктор остановил Женьку жестом.

– Я понял, довольно… – Выдохнув, Виктор поправил пиджак. Очень важно сохранять лицо. Даже перед такими, как Женька. – Быстро же ты с семерыми… Хэх. Мне нужно от тебя кое-что ещё. Ещё один. Последний. Разберёшься с ним, и считай, что мы квиты…

***

– Не желаете ли перекусить, Виктор Андреевич? – приторно улыбнулась секретарша.

Виктор медлил с ответом. Проводив взглядом посетителя, пока тот не исчез за створками лифта, бизнесмен замер. Он словно задумался о чём-то, его глаза смотрели на стол и почти не моргали.

– Тогда…– Чувственно вздохнув, девица погладила ладонями бёдра, бока, коснулась груди и расстегнула верхнюю пуговицу сорочки. – Тогда сразу десерт?

Виктор взглянул на секретаршу. Лицо его было нездоровым.

– Не сегодня. Я… я не в настроении.

Зови меня «тётя»

– Здесь всё такое… удивительное!

Окружённая старинной мебелью, фарфоровыми вазами и куклами, Грета словно очутился в антикварном магазине. Герберт и вовсе походил на мальчишку в кондитерской. Буквально всё в комнате привлекало его внимание.

– Дорогое, – тихо поправил Герберт. Услышала ли его сестра или нет, роли не играло. В полный голос он выразился иначе:

– Должен сказать, у вас впечатляющая коллекция кукол, миссис Даллас. Мы будем рады выкупить их для аукциона.

– Пожалуйста, зовите меня «тётя Мэг», – миссис Даллас приподнялась с кресла-качалки и разлила чай по чашкам. – Вы говорили, это будет благотворительный аукцион?

– Да, конечно, – Грета опустилась на диван. На кофейном столике, помимо парадного чайного сервиза, стояли тарелки с печеньем, пастилой и вазочка со сливовым джемом. – Вырученные деньги пойдут на лечение детей с онкологией…

– В благотворительный фонд Герберта Голдмана, – тихо поправил сестру Герберт, изучая очередную шарнирную куклу.

– О, так вы детям помогаете! Я их очень люблю. Даже больше, чем сладкое. А ведь я и сама карамель варю. Попробуйте!

Миссис Даллас указала на блюдца с синей каймой. Кроме чайных ложек и дымящих чашек, на них лежало по конфете: красная – в блюдце хозяйки, зелёная и синяя – у Герберта и Греты.

Герберт отвлёкся от кукол и, подбежав к столику точно ребёнок, закинул в рот конфету, а потом и половину всей пастилы. К джему он тоже потянулся, но, встретившись с Гретой взглядом, поспешил присесть и уделить внимание чаю.

– Мы дадим сорок за каждую.

Грета поперхнулась чаем, но миссис Даллас, похоже, не заметила, очарованная пухлым лицом коммерсанта. Тот отреагировал на смущение сестры раздражённым прищуром в её сторону. «Тебе ли удивляться, Грета? – читалось в этом взгляде. – Бизнес есть бизнес, и ты хорошо это знаешь».

– Чудесно, просто чудесно!

Грета скосила глаза и вздохнула. С такими покупателями, как Герберт, и воры не нужны.

– Что же вы, милая, грустите? – Миссис Даллас пересела на диван и обхватила ладонь девушки обеими руками. – Я уже немало пожила на свете и знаю, что деньги не главное.

– Рад, что вы так думаете! – Взгляд Герберта уже скакал по полкам, выискивая новую добычу. Дом «тёти Мэг» оказался сродни старинному сундуку, в котором несведущий найдет лишь хлам, а опытный глаз выловит сокровище.

Грету больше интересовала хозяйка этого сундука. Её лицо. Было в нём что-то необычное. Словно шкатулка с секретом, оно хранило за фасадом морщин и седины нечто юное. Нечто подвижное и энергичное. А взгляд… разве так добродушная старость глядит на своё прошлое?

– Подумайте, дорогая, – миссис Даллас прикоснулась к щеке девушки, – всё, что связано с деньгами, в конце развалится на фантики. Вещи покроются пылью, сотрутся, обесценятся…

Герберт закашлял. У Греты в горле тоже запершило, но она не позволяла себе издать ни звука. Лицо миссис Даллас сияло, морщины разгладились, а в седине множились коричневые волосы.

– Жизнь питает жизнь.

Голос миссис Даллас не мог принадлежать пожилой женщине. Да она уже и не была пожилой.

За спиной заверещал Герберт, но Грета не шелохнулась. Её конечности онемели, а кожа побелела и затвердела. Глаза больше не моргали и не вращались в глазницах. Девушка могла смотреть только перед собой.

Грета завалилась на спину, а затем резко взмыла к потолку. Безвольное тело пролетело рядом с люстрой, вращаемое и сгибаемое непреодолимой силой. Диван, кофейный столик, вазочки – всё казалось большим и далёким; брючины брата, свисавшие с сидушек, выглядели водопадами над паркетным морем, а вода незаметно разливалась по нему. Потом Грету усадили на тумбу у дивана и прислонили спиной к настольной лампе.

Мысли замедлились в скованном теле. Оставалось лишь наблюдать.

В поле зрения Греты вновь появилась миссис Даллас – по крайней мере, черноглазая женщина была в её халате. Усевшись на краю дивана, она с грацией пумы проползла к мальчишке, запутавшемуся во взрослом деловом костюме. Малыш испуганно вжался в подлокотник и натянул рубашку до подбородка, точно одеяло.

– Ми-ми-миссис Даллас, что со мной? – протянул мальчик, шмыгая носом и утирая навернувшиеся на глаза слёзы. – Где моя сестрёнка? Где Грета?

– Тише, Герберт, не плачь, – женщина прикрыла малышу рот, а затем запустила пальцы в его шевелюру, – она здесь, она рядом с нами. Скоро вы встретитесь. Пожалуйста, называй меня «тётя».

– Тётенька…

– О да… Обними меня, мальчик!

– Угу.

Черноокая ведьма зажмурилась и облизнулась, когда маленький испуганный комочек прижался к ней раскрасневшимся лицом.

– Как же вкусно ты дрожишь! – прошептала миссис Даллас, обхватывая голову Герберта.

Грета не могла ни сомкнуть веки, ни отвернуться.

Могут ли куклы плакать?..