Московский фантастис

Глава восьмая.

Так исторически сложилось, что для полного восстановления, магам безумия было необходимо соседство колющих и режущих предметов, магам Монет – деньги, прорицателям и прочим из кубков – вода, а вот маги смерти предпочитали огонь: свечей, сухих трав, ненужных вещей… Все это богато было представлено в комнате Андрея на такой случай.

Вооружившись любимым ножом для пиццы, юноша скоро отковырял с десяток свечей с изголовья кровати (самого “натертого” в терминологии темных магов места в доме) и все они заняли место в ванной в окружении местных свечей подле и загорелись сами от одного только взгляда раненого. В желтом свете огней бледная кожа в глубоких морщинах будто снова наполнялась жизнью. Андрей слабо улыбнулся, и предсказуемо сказал: “Мало”. Тогда Северин принес с балкона хрустящую вязанку дров и хвороста, оттуда же два крепких веника с полынью всевозможного вида: от черных безлистных прутьев до светло-зеленых пушистых, как шерсть, веточек. Когда их смолянистый жар наполнил ванную комнату, Андрей уже значительно громче прокричал: “Больше!”

Мечник снова бросился в комнату с тяжелыми красными портьерами и пошлой антикварной мебелью, распахнул тяжелый платяной шкаф. Там одна из полок была доверху завалена хлопчато-шелково-латексными трофеями мужчины. Все их трепетные, неповторимые женские запахи, роднящие их одновременно с богинями и цветами, смешавшись вместе и благоухали борделем, отчего голова у юного мага пошла кругом. Он свалил все великолепие в таз, а потом выплеснул в огонь. “Ух, хорошо!” – донеслось в ответ, а сам Северин уже искренне не знал, что сжечь. В голову его пришла, подстать его статусу, безумная идея.

Чуть не поскользнувшись на крови преследователя, он добрался до ящика с вещами Веры Павловны в прихожей. Там оставалась скромная коллекция ее косметики и парфюма. Пренебрегая безопасностью, Северин запихал в карманы приземистые, изящно вытянутые, круглые, как яблоко, и многогранные, как кристаллы, флаконы. Из своей комнаты достал плоскогубцы. В ванной занялась шторка и пускала по потолку круги черного дыма. Маг безумия сдернул крышку с первого флакона, свернул ему шею плоскогубцами и вылил флюид в костер. Маг смерти одобрительно свистнул. Не жалея себя, Северин обезглавил и обескровил еще три флакона, но на изящном стеклянном резервуаре от Кристины Агилеры руки подвели его и вместо пламени костра, благоуханный состав потек ему по пальцам. Юноша зашипел от боли, бросил предателя в огонь, и побежал на кухню. Несмотря на то, что волшебник тут же избавился от разрушительного яда на руках, ладони и пальцы у него покраснели и жутко чесались. Как известно, Мечники не переносят никаких ядов, даже самых прекрасных.

Спустя час коридор был чист, чудовище покрылось черно-золотой корочкой в духовке, а пламя в ванной утихло.

– Можно? – спросил громко Северин.

– Конечно!

Зайдя в комнату, изменившуюся до неузнаваемости: белый кафель был теперь пепельно серым, лампочки взорвались и рассыпались осколками, зеркало треснуло и обуглилось. В темной воде, доходящей до самого края, в окружении слившихся в одно восковое нечто остатков свечей, сидел Андрей, каким он был, когда Майского, и проблем с ним связанных, еще не было на земле.

– Вот черт! – воскликнул Северин. – Кто вы, дядя?

Андрей ответил одними бровями. Седины его как ни бывало. Темные волосы, густые и длинные, были убраны назад, а лицо разгладилось, сохранив только воспоминания о морщинах, да и то только тех, которые проклевываются на коже тридцатилетних насмешников: это сеть вокруг глаз, идущий хитрым руслом в обход скул вниз мрак и симметричная тень у губ широкого рта.

– Какая жуть. – сказал Северин, глядя на почти незнакомого человека. – но у меня есть, чем перебить твою карту.

На тарелке в руках мага безумия было мясо, костный мозг, зеленые овалы лука в сером паштете и жареный хлеб. Наставник скривился.

– Есть врагов привилегия Мечников.

– Еще никому и никогда не подавали такого врага.

– Это глумеж над трупом. – повысил голос маг смерти.

– Это ключ к могуществу, которого ни у кого не было.

– Я не падальщик!

Северин пожал плечами, но все равно решил провести экскурсию. Его пальцы все еще были красными от ожога Агилерой.

– Здесь, месье победитель, вы видите мясо на кости. Это передняя лапа вашего преследователя, та самая, которой он пробил вам легкое. Я обжарил ее оливковом масле до хруста. Здесь, Андрэ, вы видите участок сердца, которое вы остановили своей жестокостью, здесь же паштет из печени, что питала это сердце, с перцем халапеньо и жареным багетом, а дальше вареный язык с брусничным соусом, ведь нет ничего прекраснее сочетания мяса и сладости. Костный мозг, популярный деликатес, я выбил из плеча твари молотком. Глаза же оставил сырыми. Отдельно любимые всем нашим темным представительством каперсы. Как видите, месье, здесь всего понемногу. По традиции Мечников вы были бы обязаны сожрать его полностью и в сыром виде, но я уступил традиции, предав все части родному вам огню. С вашей стороны остается только проявить немного уважения к сопернику.

Северин показал Андрею вилку. Темные глаза наставника сузились.

– Пошел вон отсюда сейчас же!

Маг безумия выпрямился.

– Хорошо. Сам съем.

– Оставь. – переменился маг смерти. – И принеси вина. Красного. Ты знаешь где.

Андрей уже забыл, как требовательна молодость. Он набросился на мясо со злостью тигра и ел руками. Штопор ловко ввернулся в бутылку Шато Грави.

– Как тебе это удалось, Андрей? – спросил Северин, заливая красное в протянутый бокал. Сам он сидел на полотенце рядом.

Маг тянул с ответом, наслаждаясь дыханием в обновленных легких.

– Узнаешь на Суде Правды завтра. – мужчина усмехнулся. – А ты что, уже думал, к семье вернешься?

– На самом деле, да. – легко признался подросток. – Я рассматривал твою гибель как возможность отдохнуть пару месяцев. Пока мне найдут нового мучителя, пока он поймет мой уровень и найдет подход… Сам же я разыграл бы драму “питбуль без хозяина никому не поверит”.

– И как бы ты потратил свое бесценное время?

– Мне бы пошло на пользу спокойно подумать о вещах, связанных с моим движением вверх.

Андрей улыбнулся побелевшими ровными зубами.

– Как ты все распланировал всего-то за четыре часа! Даже немного жаль тебя огорчать.

– Ничего, потерплю. Ты же не бессмертный.

Андрей усмехнулся.

– Так что? Не поделишься своими переживаниями?

Северин помолчал.

– Я темный маг, и в исполнении зла меня должны ограничивать только мои способности.

– И фантазия.

– Да. – вздохнул он. – Обе эти вещи у меня есть, но зла я не делаю. Следовательно, я ограничиваю себя, и мне не то что не дадут больше сил, у меня могут отнять и то, что есть сейчас. Это же так работает?

– Так и работает. – закивал темный маг. – Что ты хочешь сделать?

– Я хочу лечь в эту ванну, пить это вино, и глодать в ней кости Евгения Игоревича Лебедева…

Андрей печально вздохнул и молча ушел под воду. Северин подался вперед. Положил руки на край ванной. Из крана лениво капало, звук дрожал на стенах. Через сорок капель Андрей всплыл.

– Спасибо. – сказал он. – У моей седьмой жизни появился смысл.

Северин не понял.

– Ты идиот. – пояснил Андрей. – Дурак. Дурила. Ребенок. Ты ребенок? Мальчишка?

– Да. – не моргнул он и глазом.

– Тебе повезло, что я – нет. Уже сколько жизней нет. И ты перестанешь. – Он налил себе еще и выпил. – Запомни раз и навсегда: Евгения не существует.

– Звучит безумно.

– Твоя вотчина, Северин, привыкай. Ты знаешь, как бы я поступил на твоем месте?

– Да. – закрыл глаза он, косо улыбаясь. – Но зла Лидии я не могу сделать, несмотря на все желание.

– Почему?

– Я не могу ее трогать…

– Без соплей. Говори. Почему?

Ромб его лица пошел вбок.

– Я желаю, чтобы она меня сама пожелала. Так, как будет желать она и именно меня. Хоть на секунду. Уж тогда я весь ее…

– Какое отношение к этому вопросу имеет Евгений?

– Она его любит. – руки Северина двинулись вперед, показывая поток.

– Какое он имеет к этому отношение?

Северин опустил руки на борт ванной.

– Он любит ее? – скривился он.

Андрей помотал головой.

– Его не существует. Повторяю. Его нет. Nicht[1].

– Я не понимаю, как его может не быть, когда он есть…

– Так пойми. Ты маг безумия или где?

– Но она его любит. – улыбался Северин беспомощно.

– Она. – скалился на него Андрей.

Подросток помотал головой, глаза у него безумно блестели.

– Ты же сказал молчать…

Наставник зарычал.

– Ты не понимаешь. – налил он себе еще вина. – О том молчать. Всю жизнь. Как я и сказал. Мы вообще не об этом.

– Потому что его нет? – еле предположил он.

– Так. – поставил он бокал. – Сейчас будет еще одна мудрость. Как интермедия. Надеюсь, у тебя не поедет крыша. Слушай: ты создаешь плохие новости. Ты не доставляешь их. Когда я был, как ты, гонцов с плохими новостями топтали лошадьми, поэтому я говорю тебе: нет. Ты молчишь. Всю жизнь. Ясно?

– Ясно.

– А теперь к черту его. Нужен он тебе? У тебя к нему чувства?

– Нет.

– Она любит. Она это делает. Она. Ты слышишь меня?

– Но она выбрала его!

– Бинго!

Наставник снова ушел под воду. Северин схватился за стекло, перевернул черным горлышком вниз. В рот ему упала красная капля. Так наступила полночь.

Воскресенье

Глава девятая.

Сказать ли вам, кто он таков?

Граф Нулин, из чужих краев,

Где промотал он в вихре моды

Свои грядущие доходы.

Себя казать, как чудный зверь,

В Петрополь едет он теперь

С запасом фраков и жилетов,

Шляп, вееров, плащей, корсетов,

Булавок, запонок, лорнетов,

Цветных платков, чулков à jour,

С ужасной книжкою Гизота,

С тетрадью злых карикатур,

С романом новым Вальтер-Скотта,

С bon-mots парижского двора,

С последней песней Беранжера,

С мотивами Россини, Пера,

Et cetera, et cetera.

А. С. Пушкин “Граф Нулин”

Если хорошенько согреть мага смерти в огне страстей, он покроется карамельной корочкой молодости. Темноволосый и темноглазый, как Жозеф Бальзамо, биографию которого он рассказывал, когда его просили поделиться тайнами прошлых жизней, в длинном черном плаще на скелете танцора, потерпевший, на вид ему было чуть больше тридцати, вышел из лифта и направился прямиком в лабиринт Белого. Почувствовав фигуранта дела, лабиринт не стал валять дурака и обратился в коридор: сизо-синие стены, светлый березовый пол, теплый свет золотых ламп, стилизованных под подсвечники. Через три метра паркет обрывался и начинался белый щебень приусадебной дорожки, еще через три метра возвышался беломраморный борт фонтана с медными стрекозами, в воздухе вокруг него мелкие капли, а за ним был виден дом в стиле арт-нуво с витражными окнами.

Это был Суд Правды. Самый справедливый из всех, управляемый чувствительнейшими к обману судьями. Андрей распахнул двери светлого дерева с симфонией витражно-металлических вставок в виде крыльев стрекозы, повернул налево. Миновав анфиладу четырех эр: стихий, чудовищ, волшебников и людей, он отворил еще одни двери, раскинув длинные сильные руки, и оказался в овальном зале со вторым светом, спиной к которому стояла кафедра Суда Правды из березы со вставками из минералов в виде растущих на ней ирисов. Между высокой трибуной и входом, по центру, стояли медные весы на переплетенном сотней отдельных листов основании, одна чаша, по традиции, была изгажена птичьим пометом.

По левую руку суда располагались столы и одинаковые узкие кресла темного представительства: там сидел Северин в компании мужчины, похожего своими паучьими пальцами и спутанными русыми волосами на высохший куст шиповника, и эпатажной женщины средних лет, тоже русой, но со строгим каре под шелковым оранжевым тюрбаном с синим берилловым камнем на голове. Ее обнаженные ключицы и плечи были пробиты ровными рядами золотых полумесяцев, а живот, его было видно под прозрачной тканью, украшала круглая татуировка вокруг пупка. Чуть дальше от них сидела возвращенная ведьма Оксана, не изменявшая своей стальной осанке и немигающему бледному взгляду.

На светлой стороне, по правую руку от суда, отдельное широкое кресло занимал Дмитрий Дмитриевич Мороз, дальше в кресле поменьше уютно спрятался космато-бородатый и прищуренный глава измайловского профсоюза и на табуретке рядом сидела совсем молодая волшебница в красном платье, которую Андрей видел впервые. Ее огромные глаза с темными ресницами, казалось, начнут крутиться произвольно друг от друга, как у хамелеона, и это неудивительно: у всех, кто здесь впервые, кружится голова от стекол, оставляющих побежалость на всех предметах, полутонной люстры из железного самородка, керосиновых светильников на столах темной стороны, малахитовых орнаментов на столах светлой, потолочной лепнины, и паркета на полу. Также бедняжку очень отвлекали замысловатые украшения на темной волшебнице в тюрбане.

Андрей помахал ладонью Морозу, тот, скрестив руки, лишь кивнул, пожал руку мужчине-шиповнику, его все звали Нож, поцеловал плечо его сестры, которая не отличилась ничем особенным, и ее называли просто "сестра Ножа" или Аделаида, если помнили ее имя, коротко кивнул Оксане, протягивая ей коробку с новым мобильным телефоном. Андрей занял свое место на темной половине между двумя ведьмами, и ему на лицо тут же упал косыми реками зелено-голубой свет из окна. Увидев на себе взгляд светлой волшебницы, он тут же подмигнул ей, шумно цыкнув зубом. Волшебники напротив сразу подались вперед на Андрея, но оснований им хватило лишь на то, чтобы отвернуться от него и отчитать девочку в два голоса.

“Не следует пялиться на этого человека. Он не достоин этого.” – сказал борода-лопата.

“Он понял вас неправильно, потому что плохо воспитан.” – добавил Мороз.

– Как трогательно меня от вас защищают, девушка. – ответил за себя Андрей. – Ваш взгляд так же опасен как взгляд прекрасной Медузы? Если да, я этого не заметил. Неужели я один на всем свете способен его выдержать? Я задал вопрос.

Лицо школьницы, красное, под цвет платья, спряталось в руки. Мороз ударил ладонью по столу.

– Ну вот что ты делаешь, паскуда?

Андрей посмотрел на пустующее место судьи. Вопреки своим ожиданиям, он не единственный опаздывал. Прошло еще долгих пять минут, за которые самым интересным было то, как Северин потянулся, на что его тут же начал щекотать Нож, отчего первый чуть не вывалился из своего кресла, а его высокий истеричный смех пронесся эхом по овальному залу.

– Я бы попросил у темной стороны уважения к месту, где они находятся. – сказал Мороз и его голос поддержали разукрашенные стены.

– А мы бы попросили у отсутствующей судьи уважения к нашему времени. – ответила сестра Ножа. – Жаль только, что придется попросить вас передать ей нашу просьбу.

Холодный голос пролетел по залу.

– Вашему времени я оказываю глубокое уважение.

Вера Павловна, перламутрово поблескивая голым черепом, пересекла на своих длинных ногах овальный зал и забралась на трибуну. В одной руке у нее была стопка файлов, в другой золотая клетка, набитая до отказа птицами. Она тут же затараторила.

– Слушается дело номер 17 точка 1 о применении коллективных темных чар с целью получения энергетической выгоды от убийства темного волшебника неопределенной магической величины. Главный и единственный судья: Ракита Вера Павловна, светлейший маг правды минус первой величины. Подсудимые: три колена Воронова ковена. Всего подсудимых двадцать четыре, возрастом от семи до пятидесяти трех лет магическая величина не известна ни у одного из подсудимых. Обращение в птиц верифицировано по государственному стандарту номер 667/9 от 24 ноября 1994 года экспертом Ракита Верой Павловной в девять утра по московскому времени. Пострадавший: Человечкин Андрей Олегович, – она закашлялась. – темный приходящий маг неопределенной магической величины в третьей итерации. Из группы Скипетров Запада, магов огня и смерти в общем смысле.

Глава профсоюза начал что-то тихо объяснять волшебнице, она снова вперилась глазами в Андрея, а тот снова ей улыбнулся. Судья продолжала.

– Для выяснения обстоятельств дела приглашается первый свидетель, Повиликин Александр Владимирович, полигениальный светлый волшебник второй величины, главный организатор Измайловского магического профсоюза. Александр Владимирович, подойдите, пожалуйста, к весам и встаньте на изображение весов на полу в границах печати.

Мужчина с косматой бородой бодро поднялся с места, занял место в рыже-зеленом мраморном круге у весов. Медные чаши покачнулись, перекладина, балансируя, показала на стоящего волшебника.

– Итак, с какой проблемой вы обратились в Комитет в субботу?

– Дом в нашем районе всегда приносил неудобства, ваша честь: там пропадали люди…

– Вранье! – вскочила Оксана под грохот упавшей чаши. Светлейшая Судья сделала глоток из серебристой фляги, занюхала рукавом, после чего посмотрела на возвращенную сверху вниз.

– Я вижу, что это обман. Садитесь, пожалуйста.

Оксана села.

– Впредь прошу не прерывать свидетеля. Я имею право аннулировать ваше свидетельство в случае игнорирования моей просьбы. Человечкин, – обратилась она к Андрею – как маг смерти вы можете меня заверить, что возвращенной ясно, что я сказала?

– Волжской Оксане Денисовне, – начал Андрей кротко. – возвращенной ведьме из группы Кубков Севера, магов воды и яда в общем смысле, предельно ясно каждое слово, и мое посредничество в диалоге я считаю грубым и неуместным.

– Возвращенной ясно, что я сказала?

– Да! – дико глянул на ее кафедру Андрей.

– Спасибо. Вернемся к свидетелю. Александр Владимирович, продолжайте.

– Я прошу прощения у суда, за неточность моих слов. Люди не совсем пропадали в доме, но дом наносил им вред, в частности моральный. – глава профсоюза смотрел на дрожащую медную чашу и сам немного трясся. – Начиная с прошлой пятницы дом стал производить катаклизмы…

Звон, чаша снова упала на пол. Судья растопырила пальцы.

– Вы в первый раз здесь? – спросила она с явным раздражением.

– Про правде говоря, да, ваша честь.

– Супер. Отвечайте быстро и кратко. Что произошло?

– Люди начали забивать друг друга до смерти в непосредственной близости от дома. За сутки было замечено четыре случая, три из которых были летальны. После первого же случая мы обратились в Комитет, лично к Дмитрию Дмитриевичу. За ночь произошло еще два инцидента, и только утром, как мы потом догадались, приехал специалист из Черного.

– Что значит "потом догадались"?

– Буквально сейчас я догадался, что юноша, – он указал пальцем на Северина. – решил проблему. Он был на месте во время четвертого случая. У него на лице написано, что он Мечник, сын безумия, и сейчас, вспоминая детали, я понимаю, что он остановил драку своими способностями, а потом заставил пострадавших побежать в парк. Поскольку он не известил профсоюз о своих намерениях, и я думаю, сделал это намеренно из пренебрежения темных магов к любой власти, мы и понятия не имели, что происходит, и, считая своим долгом помочь дерущимся, побежали за ними в парк. Больше случаев нападений людей друг на друга не было, а в полночь мы получили приглашение на данное заседание.

– У меня больше нет вопросов к свидетелю. Александр Владимирович, можете вернуться к себе. Второй свидетель: Майский Северин Къяревич, Господи прости, я правильно это прочитала?

– Да. – каркнул Нож со своего места.

– Супер. Темный маг неопрелененной магической величины из группы Мечников Севера, магов ветра и безумия в общем смысле. Северин, подойдите, пожалуйста, к весам и встаньте на изображение весов на полу в границах печати.

Молодой человек шмыгнул к весам, они, со скрипом достигли его.

– В чем заключалось ваше изначальное задание?

– Приехать, разобраться с аномалией и вернуться обратно до четырех часов дня.

– Когда и от кого вы его получили?

– В половину восьмого утра от Андрея.

– Когда вы были на месте?

– В девять был уже на месте.

– Вы сразу пошли к возвращенцам?

– Да.

– Почему проигнорировали просьбу профсоюза?

– Андрей сказал мне весьма четко, что профсоюз решил, что эту задачу должен решать представитель Комитета.

– Почему?

– У меня нет объективного ответа на этот вопрос.

Вера Павловна указала пальцем на Александра Владимировича.

– Свидетель. Почему Комитет должен был разбираться с данным вопросом?

Мужчина развел руками.

– Это их работа: расследовать преступления. Убийства людей друг другом – это преступления. Профсоюз же занимается устранением мелких аномалий и результатов всякого магического хулиганства. Меня очень опечалило, что молодой человек не поделился результатами своего исследования с нами. Я почувствовал, что вся моя работа и работа моих людей воспринимается представителями Комитета как какая-то глупость, раз нас можно обманывать, заставляя бегать по парку за обезумевшими подростками.

– Спасибо. – судья убрала палец. Снова посмотрела на Северина.

– Признавайся, сын безумия, ты пустил их по парку смеха ради.

– Никак нет, ваша честь.

Судья посмотрела не неподвижную чашу весов. Слова его на ней были легки, как воздух.

– Тогда объясните ваше решение.

– Глава профсоюза правильно понял, что я не питаю никаких позитивных ожиданий от общения с органами самоуправления и в принципе очень скептичен к светлым магам и их ценностям.

– Какая неожиданность.

– Чтобы избавить себя от лишних вопросов с их стороны и точно уложиться в отведенное мне время, я пошел на хитрость.

– Прагматично. Что вы выяснили?

– Я провел масштабный ривиль аппаратным методом, в результате чего получил видимое отображение чар, провел индикацию набором стандартных индикаторов и исходя из полученных…

Бабах! Маг безумия подпрыгнул на полметра вверх с девичьим визгом.

– Бабах, Северин. – констатировала судья, довольно улыбаясь.

– Я получил подсказку от Оксаны Денисовны, ваша честь. Когда я выяснял суть проблемы, я напомнил ей, что идеальных заклинаний не бывает, на что она возразила мне, что Prosecutor veritas может считаться идеальным заклятием. Рад, что это теперь точно не так.

– Это заставило вас использовать специфический индикатор?

– Именно.

– Что вы решили, когда он сработал?

– Я решил, что Оксана Денисовна видела или слышала, как чары покидают первичное гнездо.

– Как вы считаете, почему ей пришлось общаться при помощи намеков? Почему нельзя было сказать прямо?

– Потому что дом хотел выменять информацию на мою куколку, что было понятно по поведению возвращенцев.

– Развивайте мысль.

– Они сопротивлялись давать информацию, и если бы Оксана Денисовна сделала это открыто, возможно, на это последовали бы санкции со стороны дома.

– Возвращенная?

Оксана Денисовна кивнула. Вера Павловна сделала еще глоток из фляги.

– Хорошо, а как вы думаете, почему именно это место приняло первичное гнездо настоящего преследователя? Почему они не могли подсадить его куда-нибудь поближе?

– Известно, что чары Prosecutor veritas работают по принципу призыва, следовательно, они сами выбирают место зарождения, максимально соответствующие условиям. Обычно это место находится в радиусе четырех-десяти километров от призвавшего волшебника и выбор места обусловлен Делом Тьмы. Обычно это стены больниц, крематориев и так дальше. Дом Возвращенцев неплохо “натерт”: буквально каждый день его тревожат светлые маги разной степени умственной отсталости. Конечно, он очень зол на живых.

– И с чего Дому принимать у себя первичное гнездо?

– Prosecutor veritas сильнее Дома. Ему было без разницы. Ему было важно, чтобы дом был “натертый”.

– Ладно, давайте вы, Северин, сейчас быстро расскажете, почему настоящий преследователь принадлежал Вороновым и как вы остановили деструктивное влияние первичного гнезда.

– Во время осмотра я сделал серию снимков, на которых путем наложения различных фильтров в приложении выделил тандемы, характерные для Мечников: это интегрум-знак и пронзенный полумесяц. Потом нашел восточный узел, который используют только Мечники Востока, и последним шагом был двойной умляут, который пишут только Вороновы. После фотографий, я перенес первичное гнездо на лист бумаги заклятием переноса, начал складывать в разных комбинациях в результате чего нащупал через ментальный след практически всех авторов заклятия. Чтобы уничтожить первичное гнездо, листок пришлось сжечь и растоптать.

– Ясно. После этого вы что сделали?

– Доложил все как есть Дмитрию Дмитриевичу через Ульяну Игоревну, ведь на порог меня не пустили, и поехал домой, убежденный в гибели Андрея, но нашел его на полу прихожей с трупом настоящего преследователя в руках.

– Спасибо. Теперь, я думаю, нам всем интересно знать, как Человечину удался этот фокус. Подойди и встань на печать, Андрей.

Маг смерти потрепал ученика по плечу, пока выходил, как всегда со своим раскладным креслом, разложил его в границах печати и сел, вытянув ноги.

– Вижу, верен ты только своим привычкам, насекомое.

– О да, Светлейшая Судья.

Женщина выпила снова.

– Что-то ты помолодел.

– Меня сжег мой ученик. Спасибо ему за это.

– Итак, Prosecutor veritas разорван надвое и обжарен да хрустящей корочки в розмарином и укропом. Не хватает передней конечности, левой доли печени, части сердца и двух пар глаз…

– Все, что вы назвали, кроме разорван надвое, не моя заслуга.

– А чья же?

– Того, кто готовил мне моего поверженного врага. – Андрей повернул лицо к ученику. – паштет был с железным привкусом.

В ответ на это поднялся Нож.

– По нашим традициям, ты должен был сожрать его целиком и сырым!

Вслед за ним поднялся Северин, обеими руками потянув вниз родные костлявые плечи.

– Пап, я так ему и сказал, не поверишь…

Вера Павловна подперла рукой голову.

– Обожаю потомственных темных магов. – сказала она едко. – “Целиком и сырым”. Должна напомнить, на дворе двадцать первый век.

Нож повернул к ней ромб своего лица.

– Не важно, какой век. Важно, чье время. И оно наше. А “Светлейшая Судья” – это просто означающее, которого нет, когда ты поднимаешь свою костлявую задницу с этого высокого стула.

– И сын безумия будет мне говорить, что я костлявая? – улыбнулась он.

– А мне не трудно. Я объясню. Делай эту свою – пальцы его погладили воздух – работу, а потом приходи в гости.

– Лучше пригласи меня на свое сорокалетние, Мечник.

“Оу” – скривилась вся темная сторона, за исключением, разве что, самого говорившего.

– Да пожалуйста. – ответил Нож и сел.

– Вы закончили ваш кулинарный диспут?

Нож сузил глаза.

– Увы нет.

Маг смерти посмотрел на него.

– О нет. Я знаю, что ты скажешь…

– Как по мне, – начал Нож, – Андрей настолько погряз в своем опыте, который только и можно назвать, что гламурным, что совершенно забыл о потребности Мечников Севера в человечине! Какого могущества ты хочешь моему сыну, если он до сих пор не одержал победу над волшебником и не съел его?

– Он ел плоды глазного дерева! Тело мертвеца неприкосновенно. Чего ты еще хочешь? – защищался Андрей.

– Я хочу, чтобы ты исполнял обязанности согласно уговору!

– Так вот я это и делаю, черт возьми!

Северин втянул голову в плечи.

– Народ, может, не здесь? В Черном решим по-тихому, вот зачем это сейчас?

– Да нет, – сказал Нож, обращаясь уже к судье, – тут как раз самое место: нам нужна справедливость!

Вера Павловна закатила глаза.

– Кто будет медиатором от темной стороны?

– Я. – поднялась Аделаида, поблескивая всем золотом на голове и теле. Светлая сторона уставилась на ее живот, подавляя искреннее отвращение, сладострастное смущение и юное любопытство соответственно. Судья привлекла к себе внимание ведьмы.

– Помните, что вы не должны быть ангажированы тесным родством или иными связями с участниками спора?

– О да. – Аделаида указала сначала на Северина, потом на Андрея, а потом на брата. – Мой родственник, мой любовник, мой родственник и любовник соответственно. – Вера Павловна сделала глубокий вдох, но ей не дали вставить слово. – Я ангажирована и субъективна настолько, насколько это в принципе возможно, но из-за того, что я пристрастна ко всем троим одинаково, я уверяю светлейший суд, что я, как никто в этой комнате, желаю справедливости. Потому что только справедливость помирит троих, всегда привыкших быть в фаворе, всегда привыкших к тому, что чаша весов склоняется к ним из-за их умения покорно покорить. Только тем, чья ловкость в хитрости равна, поможет истина.

– И как у вас хватает сил любить такое количество людей?

– Как и у вас, Светлейшая Судья, в моем сердце четыре камеры.

– Надо же. Полноценная кутузка. Как ваш муж относится к такому соседству?

– Что вы, госпожа судья! – махнула рукой ведьма. – Я амнистировала этого добряка, как только он научился говорить “нет”! Его камеру занимает София-доченька. Желаете прийти к нам в гости и убедиться в благополучии нашей семьи?

– Спасибо, обойдусь.

– Может, уже дадите мне колоду? – протянула руку Аделаида. Судья бросила с кафедры вниз бархатный мешок, ведьма тут же его поймала. Внутри была колода карт, рубашка которых была абсолютно черной за исключением тонкой золотой каймы. Женщина многовенно перетасовала ее и вручила племяннику. Северин достал перевернутую колесницу. Нож понимающе кивнул, Андрей цыкнул зубом.

– Слушайте меня, – сказала Аделаида, забирая у племянника колоду, – этот мальчик – Порше в лучах заката, и все ваши попытки на ходу поставить ему автозвук могут в один день привести к тому, что эта машина разлетится в кровавый фарш, и вы оба будете рыдать на моей кухне, как когда ему в пять лет впервые взорвало желудок. И напомню, что отпаивала его с ложки я, а не кто-то из вас! Так что притворились мертвыми, как я это люблю, а ты, Северин, приезжай на каникулы: Сонечкой сладко дунете, поноете друг другу о вашей подростковой тоске типа троек по математике. Понял меня, красавчик?

Северин молча скрутил из пальцев сердечко.

– Она когда-нибудь замолчит? – тихо спросил Мороз.

– Аделаида Скандерна, Мечник Севера! – прервала ее Вера Павловна. – Я сейчас правильно понимаю, что вы каннабис детям предлагаете? Постеснялись бы суда. Штраф триста тысяч. Шестьдесят дней на оплату.

– Я толковала карту!

– Впредь будьте осторожнее в толкованиях. Следующее обвинение грозит более жесткими санкциями.

– Отрубите мне голову? – усмехнулась ведьма.

– Возможно. – ответила Вера Павловна. – Завершайте спор и садитесь на места.

Все четверо обменялись рукопожатиями и вернули колоду.

В центре внимания снова оказался Андрей.

– Рассказывай.

– Что?

– Как?

– Что как?

Судья снова выпила. Дмитрий Дмитриевич неуютно поежился и подался вперед.

– Как ты, Человечкин, замочили эту тварь?

Андрей сложил белые пальцы в замок.

– Итак, если начинать прямо сначала, то вам, наверное известно, что язык, каким бы он ни был: mon adoré[2] французским, повсеместным английским или вечной латынью, как инструмент, он не является идеальным средством донесения информации. Многие вещи, которые мы чувствуем, мы не можем выразить словами. – он повернул лицо к светлой стороне, разумеется, встретился со распахнутыми глазами волшебницы. – Нам остается только смириться с тем, что все красноречие чувств сокрыто в нашем молчании.