Быстрым шагом они вышли из Летнего сада и направились в сторону Невского проспекта. На Садовой Енох поймал такси и скомандовал водителю ехать ко входу в другой парк, в ЦПКиО на Елагином острове. Всю дорогу Макс ёрзал на заднем сиденье, пытался что-то сказать, но Енох взглядом или жестом обрывал его. И только на месте, уже рассчитавшись и выйдя из машины, позволил Максу открыть рот.

– Енох, куда вы пропали? Вы не пришли на прошлую встречу, а тут столько всего происходит!

– Успокойтесь, Макс. И помолчите ещё немного. Сейчас найдём тихий угол и спокойно поговорим.

Они отыскали в парке уединённую скамейку на берегу пруда, опередив юную пару, стремившуюся к ней с другой стороны дорожки, и отогнав двух тихих алкашей, собравшихся пристроиться рядом. И только тогда, устроившись поудобнее и закурив, Енох начал разговор:

– Сначала о прошлой встрече. Я там был, но не стал к вам подходить, потому что мне показалось, что за вами слежка. И я не ошибся. Мужчина, который сидел на соседней скамейке и делал вид, что читает газету, встал и пошёл за вами. Где вы засветились, Макс? В библиотеке? Среди антикваров? Где?

– Я не знаю, – упавшим голосом ответил Макс. – Но меня уже вызывали на Литейный.

– На Литейный, четыре? В «Большой дом»? – изумился Енох.

– Да, к некоему капитану Фомину из уголовного розыска. Расспрашивали, знаю ли я какого-то Александра Голикова, и фотографию его показывали, а потом про какое-то пропавшее тело. А я ничего об этом не знаю! Я им так и сказал! Да, и ещё, в конце разговора спросили, знакомо ли мне имя Енох! Что происходит? – Макс снова разволновался и повысил голос чуть ли не до крика.

– Да успокойтесь вы. Тише. С вас вообще взятки гладки. Вы зарегистрированный идиот. Ну, ладно-ладно, не идиот – просто инвалид с провалами в памяти. У вас и справка есть. Помолчите. Дайте мне подумать.

Енох снова закурил. Лёгкий ветер обрывал последние мокрые октябрьские листья, и они тяжело плюхались в чёрную воду пруда. Несколько отставших от стаи уток, обречённых на зимовку в неласковом ленинградском климате, печально нахохлились у берега. Енох молча докурил, выстрелил окурком в уток, не попал и рассмеялся.

– Тут всё понятно. С этой стороны им ко мне не подобраться, если, конечно, вы, Макс, будете молчать и ссылаться на потерянную память. А у вас нет другого выхода. Если что-то ляпнете про меня – вам конец. Вы никогда отсюда не выберетесь.

– Да мне и сказать-то нечего! Я ничего не знаю ни о чём и уж тем более о пропавшем теле! Что это за тело? Чьё? Вы хоть что-то мне объясните, Енох?

– Ну, с этим всё как раз просто. Они выспросили собутыльников этого алкаша Голикова, который украл мою камеру, и, видимо, показали им вашу фотографию – вот они вас и узнали. Ну, не вас, конечно, – Мазина. Вот только как они на вас вышли – не понимаю. Почему они решили показать им именно вашу фотографию? Тут не хватает ещё одного звена, Макс. Кто-то вас узнал. Вот и пытаются вас как-то привязать к его трупу.

– К трупу? Вы его убили?

– Тише вы! Раскудахтались. Это вы, вернее тот, кто был в вашем теле до вас, его убил. Ваш Мазин дал ему столько денег за мою камеру, что этот несчастный купил пол-ящика водки и просто помер с перепоя. И мне пришлось разбираться уже с его мёртвым телом.

– Так вы действительно украли тело? – Макс не мог понять, серьёзно говорит Енох или шутит.

– Ну да. И что в этом такого? Мне же нужно было выяснить, куда он дел камеру. – Енох смотрел на Макса совершенно спокойно, искренне не понимая его возмущения. – У кого ещё мне было спрашивать? Его собутыльники ничем помочь не могли. Кстати, уверен, что именно от них ваш следователь и узнал имя Енох. Только что оно ему даст?

– И вы спросили… у трупа? – Макс непроизвольно снова повысил голос, но спохватился и стал боязливо озираться по сторонам.

– А… вот в чём проблема. Я думал, Макс, что вы более сведущи в магических практиках и в том числе в некромантии. Да. Я у него спросил. К сожалению, дух покойного оказался таким же никчёмным, каким был этот Голиков при жизни. Он только глупо хихикал, отпускал идиотские комментарии, но ничего полезного извлечь из него мне не удалось.

– И что стало с ним дальше?

– Вы имеете в виду – с телом? Ну не на кладбище же мне его везти и не в морг обратно подбрасывать! Конечно, в топку! Кремировали, можно сказать, по всем правилам. И впервые в своей никчёмной жизни гражданин Голиков принёс пользу людям: тепло и даже пар, – и тут Енох, уже не сдерживаясь, громко расхохотался.

– Какой кошмар! Енох, вы просто монстр!

– Странный вы человек, Макс. Странный и страшный. Кошек любите, «Гринпису» помогали, а когда понадобилось убить Мазина, для того чтобы получить себе бессмертие, даже не задумались. С одной стороны – сентиментальный такой, чувствительный интеллигент, а с другой – ведь мать родную зарежете, если потребуется, и оправдание этому придумаете.

Макс хотел возразить, но с ходу аргументов не нашёл и лишь понуро отмахнулся. Уже начинало темнеть, солнце, весь день прятавшееся за серыми тучами, уползало за верхушки голых деревьев, тени удлинились, похолодало.

– Ладно, Макс. Давайте к делу. Или у вас есть ещё вопросы?

– Есть. А что с тем мужчиной, которого вы сфотографировали? Что это за аппарат?

– Ничего страшного с ним не будет. Отключится просто на пару часов… ну и забудет о том, что меня видел. Больше ничего. К сожалению, из того, что вам удаётся раздобыть, сделать что-то серьёзное не получается. Мне нужны хорошие материалы, а не то, что вы мне достаёте. И камни вы принесли никчёмные. Поймите: камни не живые, и энергетика у них гораздо слабее, чем у дерева. Поэтому мне и нужны не обычные только добытые камни или новые изделия – нужны с историей, впитавшие в себя за много лет какую-то энергию того, кто их носил, кто ими пользовался, того, что происходило в их присутствии. Один обсидиановый нож ацтекского жреца, которым он расчленил сотню жертв, для меня в тысячи раз ценнее того огромного куска современной яшмы, что вы мне притащили в прошлый раз. Что от него толку? Я же не ювелир. – Он задумался, что-то прикидывая, потом зло выругался. – Чертовщина какая-то! Эти менты очень не вовремя на вас вышли, Макс, и теперь нас здорово поджимает время. Я откладывал этот вариант на крайний случай, но, похоже, придётся к нему прибегнуть. У меня не остаётся уже другого выхода. Я попробую привлечь очень мощные силы, но это и очень опасно – слишком они непредсказуемы и злобны. Мне понадобятся кое-какие редкие артефакты, и тут нам придётся рискнуть. Добыть их законно невозможно. Я вам скажу точно, что мне нужно, через несколько дней. Кстати, что вы там принесли? Ах, мыши… Мыши, наверно, уже не потребуются. Нет времени на эксперименты на мышах. Можете скормить их своим кошкам. Да что вы? Они у вас едят только молочные сосиски и специальный корм? Ну, тогда вам остаётся съесть мышей самому. – Енох снова развеселился, но Макс не поддержал.

– Знаете, Енох, мне кажется иногда, что это всё напрасно – вся эта суета. Никогда мы отсюда не выберемся. Так и сгниём в этом болоте, по крайней мере я. А вы, может, и выберетесь – вы же всегда выпутываетесь из любых неприятностей. – Макс снова загрустил, съёжился, сжался на скамейке, обхватив себя руками за плечи.

– Макс, вы здесь недавно, и вы ненаблюдательны, а может, вы просто молоды, по крайней мере по сравнению со мной. Вы не видите общего за частностями. Здесь всё меняется – и скоро изменится. Нет, не будет ничего невиданного или особенного, всё это я уже видел, и не раз, но для этой страны это, конечно, впервые. Да и в мире всё меняется. Посмотрите, Макс, в Европе снимают границы, и скоро можно будет, выехав в какую-то одну страну, из неё без помех перебраться в другую – и в вашу любимую Германию в том числе.

– Вам хорошо рассуждать, Енох, у вас тело молодое, вы можете ждать. Здесь же так и говорят – я недавно услышал это выражение: в России надо жить долго. Я, может, столько не проживу. Кстати, вы ведь разбираетесь в камнях, а я давно хотел какой-нибудь амулет. Какой камень, по-вашему, мне бы подошёл?

– Из целебных камней вам, Макс, лучше всего подойдёт булыжник. И побольше. Я вам не литотерапевт.

Глава 5

5.1

Единственный день, когда банные труженики, работающие в разных сменах, могли пересечься и увидеть друг друга, был день выдачи зарплаты (а для некоторых только росписи в ведомости). Были ещё и санитарные дни, но на них не приходили ни кочегары, ни сторожа, ни те, кто по каким-то соображениям не пил (впрочем, такие в бане обычно не задерживались). В один из таких зарплатных дней Матвей, явившись не в свою смену, расписался, как положено, в ведомости за полагающиеся ему семьдесят рублей, уже перекочевавших в необъятный карман заведующей, и собрался было уходить, когда вслед за ним к окошку кассы подошёл неизвестный ему молодой мужчина, расписался и, получив деньги, перебросился несколькими словами с кассиршей. Смысла разговора Матвей не уловил, но голос мужчины узнал – это был он, неведомый собеседник Мазина, чей разговор Матвей невольно подслушал не так давно. Матвей отошёл в сторону, не выпуская мужчину из виду, и столкнулся с одноглазым Борис Борисовичем. Тот тоже крутился в бане по зарплатным дням, собирая карточные долги, взимая плату за одолженные под проценты деньги и подбивая ещё оставшихся азартных игроков сыграть с ним во что угодно, от шмена до шахмат. Желающих сыграть с ним в бане почти не осталось, и ББ приходилось постоянно подыскивать новых жертв. От Матвея не ускользнуло, что увидев потенциальную добычу, ББ не бросился к ней с предложениями, а, напротив, испуганно шарахнулся в сторону. Пока неизвестный беседовал о чём-то с бригадиром кочегаров, Матвей подошёл к одноглазому.

– Привет, Боря. Как жизнь? А что это там за мужик незнакомый, который с Ипполитом разговаривает?

– Кочегар ночной смены, – хмуро сказал ББ. – Только в ночь работает.

– А что ты ему сыграть не предложишь? – невинно поинтересовался Матвей.

– Наигрались уже, – зло ответил тот. – Он неделю назад завалился к нам в катран и так всех обул, на такие бабки, что мог бы всю эту баню купить, а не зарплату паршивую тут получать. Да ещё и Лёвку-одессита за кривую сдачу в деберц так отмудохал, что никто и вступиться не посмел. Сам с ним играй.

Судя по тону, каким это было сказано, Боре или досталось заодно, или он тоже крепко проигрался неведомому кочегару. Матвей хмыкнул удовлетворённо – Борю он терпеть не мог, впрочем, как и большинство работающих в бане, и стал исподтишка наблюдать за незнакомцем. Тот, закончив разговор с Ипполитом, двинулся к выходу, а по пути, перехватив взгляд ошивавшегося неподалёку Мазина, коротко кивнул ему на дверь. Мазин прервал беседу о восточной медицине с банным массажистом и заторопился, а Матвей, выждав, пока они по очереди скроются за дверью, двинулся следом.

Шли незнакомец с Мазиным порознь. Михаил держался шагах в двадцати позади, но явно шёл следом, повторяя все повороты неторопливо идущего впереди кочегара. Матвей пристроился за ними. Народу на улице было не так много, чтобы упустить эту парочку из виду, но вполне достаточно, чтобы в случае надобности затеряться и не быть замеченным. Минут через десять Мазин нагнал ведущего, они перекинулись несколькими словами и свернули в сторону закусочной, расположенной на первом этаже нового девятиэтажного дома. Матвей подумал, что Мазину хочется выпить, – и не ошибся. Когда спустя минут пять он зашёл следом за ними, оба уже сидели за столиком спиной к входу и о чём-то беседовали. Перед Мазиным стояла уже наполовину опорожнённая большая рюмка водки и закуска. Незнакомец ограничился пивом. Матвей тоже взял себе пива и, не задумываясь, подчиняясь только наитию, пошёл к их столику. Для чего он это делает, он ещё понятия не имел, и, кроме фразы «О, привет, знакомые лица», никакого плана разговора у него не было. Обычно он рассчитывал на импровизацию, но, подойдя к их столику и задержавшись на секунду за спинами беседующих, услышал то, что и требовалось ему для вдохновения, чтобы «понесло».

– Чёрт подери! Да как же я в Эрмитаж ночью пролезу! – повысил голос Мазин, сам испугался, оглянулся, но было поздно. Матвей уже сидел за их столом, ловко метнув перед собой кружку с пивом и тарелку с закуской – солёными сухариками. Держа паузу, он не торопясь отхлебнул пива, бросил в рот сухарик и лишь тогда взглянул на сидящих напротив.

– Я знаю, как пройти в Эрмитаж ночью.

Мазин, задохнувшись, с ужасом уставился на Матвея, а холодные серые глаза сидящего рядом с ним незнакомца спокойно, не меняя выражения, изучали незваного гостя.

– Так значит, это вы бродите по подвалу, выспрашиваете кочегаров и ищете призрачную комнату, – после паузы спокойно констатировал мазинский сосед.

– Я, – скромно признался Матвей. – Интересно же.

– И ничто, кроме чистого интереса, вами не движет?

– Ну… почему же, – засмеялся Матвей. – На новом и на тайне всегда можно неплохо заработать.

Незнакомец полез в свою сумку, порылся в ней, не нашёл то, что искал, выложил из неё на стол фотоаппарат мгновенной съёмки «Поляроид» – Матвей заметил краем глаза, как вздрогнул и напрягся Мазин. Затем ищущий облегчённо вздохнул и вытащил из недр сумки пачку сигарет. Матвей достал свои, все дружно закурили, и таинственный кочегар продолжил разговор.

– Заработать, значит, думали… Как вас, простите, величать?

– Матвеем, – лучезарно улыбнулся тот, чувствуя, что из-за стола его уже не выгонят и что, кажется, он сделал правильный ход.

– А меня Евгением Викторовичем, – представился кочегар. – Ну что ж, будем знакомы.

Он вытащил купюру из пухлого бумажника.

– Михаил Александрович, – повернулся он к Мазину, уже опустошившему свою рюмку. – Будьте любезны, возьмите, пожалуйста, нам три по пятьдесят грамм и что-нибудь закусить. Надо обмыть столь многообещающее знакомство.

– Так значит, вы знаете, как попасть в Эрмитаж ночью, Матвей. А если не секрет – как вы собираетесь это сделать? – продолжил разговор Евгений Викторович, после того как Мазин вернулся с заказом и они выпили за знакомство.

– У меня есть приятель – ночной сторож в Эрмитаже, – не стал таить Матвей, понимая, что крутить и напускать тумана для начала значит потерять едва обретённое доверие. – Я не раз бывал там ночью.

– И вы знаете, почему меня это интересует и что мне нужно? – задал вопрос Евгений Викторович, и холодные серые глаза его не мигая уставились на Матвея.

– Нет, – беспечно ответил тот. – Но уверен, что цена вопроса будет скоррелирована с его сложностью.

Евгений Викторович, откинувшись на спинку стула, оглушительно захохотал.

– Учитесь, Михаил! Вот как надо излагать. – Отсмеявшись он допил своё пиво, и на мгновение вспыхнувшие глаза его снова подёрнулись серовато-оловянной мутью.

– Вы мне нравитесь, Матвей. Думаю, нам стоит продолжить разговор в более укромном месте.

Он убрал фотоаппарат в сумку и, не дав погрустневшему Мазину заказать ещё полтинник, вывел всю компанию на улицу.

5.2

Втроём, неторопливо прогуливаясь и беседуя на нейтральные темы, они вышли к безлюдному парку Политехнического института, а уже там, найдя укромный уголок, расположились на скамейке, где Евгений Викторович под бдительным мазинским присмотром и объяснил Матвею, что именно интересует его в Эрмитаже.

Нельзя сказать, что задание напугало Матвея, – напротив. Он ожидал чего-то более сложного и продумывал по дороге пути к отступлению. Услышанное было некоторым облегчением, но виду он, конечно, не подал. Для начала Матвей впал в глубокую задумчивость, озадаченность и лишь потом, изобразив, что какое-то решение зреет у него внутри, задал вопрос о цене. Евгений Викторович, хоть и с безразличным выражением на смугловатом лице, но внимательно следивший за всей этой внутренней то ли борьбой, то ли игрой, назвал цифру. Матвей, взвизгнув внутри от радости, насупился, задумался и, бормоча что-то про себя и загибая пальцы, стал изображать усиленную умственную работу. Потом подумал ещё и сказал, что, увы, но почти всю эту сумму ему придётся раздать соучастникам. Ведь сторож там не один, и придётся ещё заплатить за отключение сигнализации, а для этого придётся привлекать кого-то из знакомых специалистов (попросту уголовников), и, конечно, подкупить работника пульта охраны будет дешевле, но очень уж рискованно. Кроме того, придётся договориться с кем-то из реставраторов, чтобы на время сняли экспонаты с выставки, иначе тревогу поднимут сразу, на следующее же утро. Евгений Викторович, недолго подумав, согласился. Они ещё немного поторговались, и сумма выросла почти вдвое. Несчастный Макс, сидя рядом на той же скамейке, с ужасом смотрел, как мимо него проплывают какие-то фантастические в его нынешнем положении деньги, и никак не мог поверить, что этот неизвестно откуда взявшийся мальчишка в одно мгновение оттеснил его от источника существования и от надежд на то, что весь этот кошмар, в котором он несколько лет тому назад оказался, когда-нибудь закончится. Макс не мог этого допустить и сдаться без боя. Он дотерпел до конца разговора, дождался, пока, распрощавшись и обсудив кое-какие детали, Матвей уехал домой – обдумывать и разрабатывать план, и набросился на Евгения Викторовича.

– Енох! Что вы делаете? Этот наглец всё провалит и в конечном итоге сдаст нас в милицию! Вы что, не боитесь?

– Боюсь. Но у нас нет сейчас другого выхода, Макс. Менты уже дышат нам в затылок. Вас уже таскали на Литейный. Скоро выйдут и на меня. Нам надо или найти выход сейчас, или исчезнуть. Если этот парень раздобудет то, что мне нужно, у нас появляется хороший шанс. Это вещи с очень мощной энергетикой, и я знаю, как с ними работать. Риск есть и в этом случае – эти египетские божки злобны и непредсказуемы, но я думаю, что смогу с ними справиться, а тогда я или сделаю нужный мне аппарат, или, по крайней мере, заставлю их помочь нам вырваться из этой страны. Но первый опыт мы, конечно, проведём на ком-то, и я даже знаю, на ком и когда. И если всё пройдёт как надо, то мы с вами выберемся. А там уж мы найдём Мазина и вернём камеру. А по поводу Матвея не беспокойтесь – как только он выполнит всё, что от него требуется, я устрою ему фотосессию, и он всё забудет.

– Что толку от неё? Ведь ваш «Поляроид» стирает только последние минуты, только краткосрочную память.

– Нет, мой нервный компаньон. Я, кстати, без вашей помощи, Макс, раздобыл кусок мориона – чёрного кварца, это вообще один из самых мощных камней, а этот ещё и принадлежал ранее одному известному дореволюционному российскому магу. Я встроил его в новую камеру, и теперь стирается всё… и у фотографируемого остаётся чистый, ну просто девственно чистый, младенческий мозг.

Макс опасливо покосился на сумку, в которой лежал фотоаппарат. Это не ускользнуло от Еноха, и он развеселился.

– Вы стали таким трусом, Макс. Ну, чем вы рискуете? Что так боитесь потерять? Вашу убогую жизнь в этом обличии и в этой стране? Вы же так хотите удрать отсюда – так почему бы не рискнуть? Вы же слышали в новостях, что этот мальчишка, кстати ваш соотечественник, Руст, посадил самолёт прямо на Красной площади. Вы же умеете водить самолёт, я знаю. Так угоните его и перелетите к себе домой.

– Хватит, Енох. Вы снова занялись любимым развлечением, – устало ответил Макс.

5.3

Через два дня после этой встречи Евгений Викторович зашёл в банный класс, когда Матвей как раз закончил смену, разделся и собрался попариться. Он не стал торопить Матвея, сказав, что у него ещё вся ночь впереди и он подождёт, пока тот помоется, и что будет ждать его в кочегарке. Уходя, он обернулся и оценивающе, с одобрением оглядел ладную, мускулистую фигуру банщика.

В кочегарке уже был заварен крепкий травяной чай, и Матвей, расслабившись и потягивая горячий терпкий напиток, доложил своему новому работодателю о том, что ему удалось за это время выяснить.

– Мой знакомый из эрмитажной охраны работает завтра последний день и уезжает на две недели в отпуск, в поход на Саяны. Но это как раз и не плохо. Нам ведь в любом случае нужно время. Реставратор, с которым он меня свёл и я уже с ним договорился, согласился поставить на место тех фигурок, которые будут отсутствовать на стенде, табличку «Снято на реставрацию». А за это время он ещё с одним художником-реставратором сделают копии, которые потом и выставят на стенд. Им на это как раз и нужны две недели. И никто ничего не заподозрит. Конечно, запросили они все за это немало, – тут Матвей выдержал паузу, но Евгений Викторович сделал вид, что её не заметил.

– Две недели, – пробормотал он. – Ну, две недели, может, у нас ещё есть. Ладно, – решился он, полез в свою необъятную сумку и вытащил туго перетянутую аптечными резинками пачку денег, похожую на небольшой аккуратный кирпич. – Здесь половина суммы. Вторая – когда принесёте товар. Пересчитывать будете?

У Матвея то ли от волнения, то ли от горячего чая на лбу выступили бисеринки пота. Такого количества денег он никогда в руках не держал.

– Что вы, Евгений Викторович, я вам доверяю, – проблеял он. – Какой смысл вам меня дурить.

– Да, мне нет никакого смысла вас обсчитывать, Матвей, и я надеюсь, вы понимаете, что обманывать меня – уж точно не в ваших интересах, – веско ответил кочегар. – Кстати, мы с вами почти ровесники, – тут он хмыкнул, – и, думаю, можем обойтись без отчеств.

– Да, Евгений, конечно, спасибо, – Матвей расслабился, клюнув на доброжелательный тон, но тут же решил воспользоваться ситуацией.

– Евгений, развейте мои сомнения – так эта загадочная комната существует или нет? Или я что-то неправильно просчитал?

Тот усмехнулся и вместо ответа встал и поманил Матвея за собой. Перед тем как пойти, Матвей упрятал деньги в сумку, а потом, оглянувшись и не найдя подходящего тайника, просто сунул её под стол. Они спустились на несколько ступенек на уровень подвала, туда, где у глухой стены, полностью перекрывая её, находился глубокий самодельный шкаф со всяким подручными кочегарными и хозяйственными принадлежностями. Евгений открыл дверцу шкафа, вошёл в него, повозился внутри, затем Матвей услышал, как тихо щёлкнул замок, и часть задней стенки шкафа провернулась, открыв проход.

Евгений вошёл первым и, нашарив сбоку на стене тумблер, включил свет. Пригнувшись, Матвей прошёл за ним следом и охнул – одновременно восторженно и разочарованно. Да, помещение было, как он и посчитал, немаленькое, но практически пустое и заброшенное. У дальней от входа стены находился застеклённый шкаф с треснутой дверцей, рядом столярный верстак, у другой стены стоял длинный оцинкованный стол, напомнивший Матвею прозекторскую в морге, где однажды по молодости он пытался подработать. Больше ничего в помещении не было, не считая огромной вписанной в круг пентаграммы, нарисованной белой краской на полу в центре комнаты. По краю и внутри рисунка той же краской были изображены какие-то странные, незнакомые Матвею знаки. Помещением явно давно не пользовались, всё было покрыто пылью.

– И это всё? – вырвалось у него. – И все чудеса?

Евгений засмеялся.

– Матвей, неужели вы думаете, что я буду долго держать мастерскую в таком людном и уже изрядно засвеченном месте? Слухи распространяются быстро. Особенно после того как вы стали совать повсюду свой нос.

– Жаль, что я помешал вам, – не слишком искренне огорчился Матвей. – Вы уж извините.

– Ничего-ничего, – ухмыльнулся тот. – Как помешали, так и поможете.

Они вернулись в кочегарку, и Евгений плотно закрыл проход в подвал. Наверху он снова заварил чай и на этот раз добавил в него пару ложек коньяка. Это и развязало Матвею язык.

– Скажите, Евгений, а почему вы вообще решили со мной связаться? Почему я?

Тот помолчал, собираясь с мыслями и прикидывая, насколько можно быть откровенным, потом, видимо, решил, что не стоит, и ответил замысловато уклончиво.

– Понимаете, Матвей, этот мир заполонён троечниками. Они создают свою культуру, свою мифологию. В их мире свои приоритеты и табели о рангах. Графоманы, то нахваливающие друг друга, то грызущиеся между собой, заполонили журналы и редакции издательств и дружно затаптывают любого, в ком теплится искра таланта. Непризнанные гении, не сумевшие закончить даже среднюю школу; изобретатели вечных двигателей и торсионных полей, выгнанные с уроков физики за глупость; астрономы, путающие метеориты с метеоризмом; целители, не отличающие почек от печени, – все находят своих слушателей, поклонников и адептов. Так вот мне показалось, что вы другой, не из этой породы, и стремитесь к большему. Я хорошо разбираюсь в людях, Матвей, и давно к вам присматриваюсь. Возможно, что у вас впереди очень интересное будущее.

Матвей, разомлев от коньяка, горячего чая и лести, расслабился и задал ещё вопрос, который задавать, видимо, не следовало, потому что по лицу Евгения промелькнула быстрая недовольная гримаса.

– Евгений, а кто такой Енох?

– Откуда вы взяли это имя? А… понял. Это дурак Мазин меня так назвал, когда вы подслушивали. Забудьте, Матвей, нет никакого Еноха. Нет и не было. Легенды. Да и вообще – уже глубокая ночь, вам пора ехать, а мне нужно разжигать горелки – камни в парилке должны успеть прокалиться к утру. Пойдёмте, я вас провожу.

Он недалеко проводил Матвея – только до выхода из бани, подсвечивая путь карманным фонариком. А почти у самой двери, проходя мимо кабинета заведующей, на доске объявлений они заметили свежий, недавно приколотый листок. Евгений посветил и прочёл вслух объявление о том, что такого-то числа (через две недели) будет отмечаться День работника коммунального хозяйства (в народе его называли Днём банщика) и по этому поводу, а также в связи с награждением заведующей нашей баней Маргариты Онуфриевны орденом Ленина (дальше перечислялись её заслуги) устраивается бал! Явка всех работников обязательна.

– Непременно сходите, Матвей, – развеселился Евгений. – Нет, я не шучу. Я вполне серьёзно. Будет очень интересно. Гарантирую.