– Да! – удивилась она и обняла парня. – Спасибо!
Когда Свете принесли чай, а к нему – целую тарелку пирожков, Ярослав поднял тост. Как и большинство агентов, он был трезвенником и пил грушевый компот.
– За наше спасение!
Первой рассказала о себе Ленка Пилон. Девчонка, покрытая веснушками, яркая словно апельсин, увлекалась непростым и изящным искусством. Каким, говорило само её прозвище. СУАН – удивительный мир внутри Мира – позволял ей заниматься, не выходя за свои пределы.
– Четыре спортзала, два бассейна, – начал перечислять Ярослав, и, сначала, трудно было в это поверить. – Зал для пилона, куда Ленка ходит. Специально для неё построили, по моей просьбе. Потом она восемь человек подтянула, так ведь, Лен? Потом, что у нас ещё? Симулятор самолёта и вертолёта. Да, у нас учат и пилотированию! Танцевальный зал… в общем, ты за неделю не обойдёшь весь СУАН.
– А как… где это всё помещается? Под землёй?
– Не совсем. Раньше – да, был бункер. Но потом так получилось, – было видно, Ярославу не хотелось это рассказывать. – В общем, бункер засыпали землёй. Теперь СУАН… мы сами не можем сказать точно, где он. Это и нельзя сказать – он разбросан по всему Миру. Университет состоит из множества «пространственных карманов». Что такое «пространственный карман», знаешь?
– Да, это когда один кусок пространства, как бы, вырезан и помещён в другое место, а шов затягивается, и кажется плоскостью.
– Верно! Только наш универ соткан из множества таких плоскостей. Есть дверь Шарды, как ты знаешь – это дверь, которая соединяется «кроличьей норой» с другой такой дверью. А есть «пространственный карман». Это две разные техники. Наш СУАН уникален – только в нём двери Шарды постоянно открыты, и не из «регулярного» пространства, а из «тёмного». Где находятся отдельные «тёмные комнаты», строго засекречено. У СУАНа только один постоянный вход. Подчёркиваю – постоянный. Его ты видела. Остальные входы – временные. Открываются на один раз, а потом закрываются навсегда, по ситуации. Надо тебе в Гамбург, или в Токио, например, запрашиваешь дверь, и тебе открывают. А потом запечатывают. Она больше никогда не откроется. Это нужно для безопасности. Печальный опыт. Но нет худа без добра! Новый СУАН стал даже лучше. Теперь его стало можно расширять сколько угодно, открывая новые и целые залы, как в Тардис. Раньше у нас было три этажа, теперь целых пять!
– Здорово! Лена, а ты давно учишься?
– Второй год. Я поступила в четырнадцать. Кстати, мой папа тоже «теневой генерал». Он служил в Чечне. Спецназ. Официально, подорвался на противопехотной мине. На самом деле, завербовали в «Южный Крест».
Георгина была противоположностью Ленки. Первая – солнечная, вторая – лунная. Первая – низенькая, вторая – высокая. Первая – кудрявая блондинка, вторая – брюнетка с волосами, прямыми как стрелы. Ленка смеялась громче всех за столом, а Георгину было почти не слышно.
– А твой папа – тоже «теневой генерал»?
– Мой папа здесь. За этим столом, – она загадочно улыбнулась.
– Как? Ярослав?! Что ж вы раньше молчали?
Он приобнял дочь.
– Георгина родилась девятого мая. Хотели назвать Георгием, но…
– Подождите! Где-то я слышала эту историю.
Всё оказалось достаточно прозаично – отец Ярослава был ветераном Великой Отечественной. Когда старик узнал, что у него родилась внучка, и не просто родилась, а в такой священный день, долгих разговоров не было. Приказным тоном, он велел сыну назвать внучку Георгиной, и не принимал возражений.
– Георгина с детства была непоседой. Было дело, да, дочь? Она постоянно рвалась на задания! Опасные, не опасные – пофиг! «А я с папой иду?». Когда ей было четырнадцать, я сдался. Жура, к тому времени, всё умела.
– Пап! Не при всех.
– А что? Я тебя всегда Журой называл.
– Значит, так! – обратилась она ко всем. – С этой минуты, Журой меня зовёт только папа! Остальным, – она пригрозила кулаком.
– А как тогда?
– Георгина!
Подошла светина очередь. Она не боялась говорить правду. Среди этих людей, было нечего бояться – ни осуждения, ни психушки. Сказала как чувствовала. О подводной лодке, мемориальной лодке, Видяево, и даже о снах.
– Кто такие «теневые генералы»? – Костя не умел просто так расслабиться и поговорить о том о сём.
– Грубо говоря, – неторопливо начал Ярослав, – хвосты, которые виляют собаками, – он высыпал на стол зубочистки и принялся выкладывать фигуру. – «Генерал» может быть кем угодно, хоть рядовым. «Теневики» в армии обычно зовутся «генералами». На самом деле, таких полно в любой сфере. В политике – «теневые депутаты», в бизнесе – «теневые боссы», в медиа – «теневые редакторы». Конечно, в церкви Доктрины больше нет, формально. Но, на деле, встречаются и «теневые кардиналы».
Ярослав окончил фигуру, и Света увидела перед собой покосившуюся пальму. Ниже, две линии зубочисток обозначали полосу земли и волну прибоя.
– В августе будет девять лет, как ищем его, Клюква. И, ты знаешь, такое чувство, будто топчемся вокруг да около! Но теперь у нас есть ты. Так что, не переживай! Найдём. А виновен или нет, судить рано.
Света не реагировала. Ярослав пощёлкал пальцами у неё перед лицом.
– Ау! – он улыбнулся. – Не спи, красавица. Что думаешь?
– Почему вы нарисовали пальму? – спросила она серьёзно, не отрываясь от зубочисток.
– Я не выдал этот символ. Ни суду. Хотя, я до последнего верил – судья наш. Ни Маргарите. Что она «спрут», мы знали уже давно. Однако что-то сделать с Марго СУАН пока не может. У неё слишком сильная поддержка с «юга». И знаешь, как мне кажется, – он сгрёб зубочистки, – Маргарите что-то известно об Александре. Что-то, чего не знает даже «Полярная Звезда».
Чай остыл. Света задумалась и, на какие-то секунды, выпала из реальности.
– Света!
– А?
– На суде ты постоянно думала о пальме. Правдовидец увидел примерно этот рисунок и передал помощнику судьи – нашему человеку. Он не показал рисунок судье. Думаю, не зря. Скажи, пожалуйста, он не напрасно рисковал?
Вот он – момент истины. Сказать или не сказать? Посмотрев на Костю, она попыталась увидеть ответ. И Костя дал ответ, коротко моргнув.
– Ярослав, если я скажу, вы пообещаете кое-кто?
– Всё, что в моих силах, – ответил он, нисколько не задумываясь.
– Не трогайте их. Пусть они живут, как жили раньше. Мирно. Сами по себе. Даже если они угрожают Доктрине… Доктрина ведь не зло, сама по себе. Важны люди.
Она волновалась, и Костя взял её за руку. Дыхание стало ровнее. Света продолжила:
– Обещайте, что им ничего не будет. Даже если вы найдёте кого-то, не убивайте. Не превращайте в растения. Не повторяйте Колокол.
– О чём ты?
– Я знаю, как найти «Розу».
Глава 2
СУАН делал всё, чтобы ученики не чувствовали себя замкнутыми в бункере. В некоторых коридорах стены были раскрашены видами разных городов. Повсюду были трёхмерные экраны, которые здесь называли окнами. Некоторые окна транслировали изображения с реальных веб-камер. Иногда Света забывала, что находится в огромном «пространственном кармане». Иногда, напротив, появлялось давящее чувство – непросто было осознать, что, физически, находишься в пределах плоскости. Успокаивало знание, что, на самом деле, «пространственный карман» – это не плоскость, а отдельный миниатюрный Тари. С другой стороны, проходя между корпусами, Света испытывала новое странное чувство, будто находишься в двух местах одновременно. Хотелось побыстрее пройти через порог. Георгина сказала, что это чувство скоро пройдёт.
Впервые увидев комнату, в которой предстоит жить, Света не удержалась от того, чтобы открыть рот. Комната была оформлена так, как она даже не грезила: в стиле моря, с огромным окном, выходящим на… тут она едва не потеряла дар речи… пляж. Ещё одно совпадение. Или нет?
– Я специально включила эту картинку, – призналась Георгина. – Вообще, ты можешь любой вид выбрать. Гляди.
Несколько нажатий кнопок на пульте, и комната обрела совсем иные очертания – туманная улица Лондона Викторианской эпохи.
– Я, вообще, люблю Лондон. И детективы. Особенно, Агату Кристи.
«Так, – подумала Света. – Это уже не просто совпадение. Кстати, а как звали ту тётку из Новосиба? Лена…»
– Слушай, а ты в Новосибирске никогда не была?
– Да нет, я в Томске родилась и выросла.
«Но не может же быть таких совпадений. Или я опять всё придумываю? Ох, уж эти игры разума».
С другой стороны, что как не склонность искать во всём ключи, навело Свету на роковую фразу – «ищите пляж»?
В комнате было две двухъярсных кровати. Помимо Георгины, здесь жили ещё две девушки – шведка Нильсин и американка Хлоя, которые сейчас была на заданиях. Ленка Пилон жила в комнате напротив.
– В общем, располагайся! Уборка по расписанию, туалет и ванную надолго не занимать.
– А как вы договариваетесь, какой фон оставить?
– Да по-разному бывает. Недельку так, недельку по-другому. Один надоел – меняем на другой.
– Мне здесь нравится. Вау, и телевизор есть? – у каждой койки висело по телевизору, а рядом с изголовьями – по лампе, розетке и разъёму для наушников. – Прямо условия люкс.
– Это ещё что! До нападения девяносто шестого, говорят, было вообще шикарно!
– А что, даже вай-фай имеется?
– Конечно! Правда, медленный, но к нему быстро привыкаешь.
Как и обещал Ярослав, обойти все пять этажей и познакомиться со всеми прелестями СУАНа можно было, минимум, за неделю. После бассейнов, танцевального зала и теннисного корта, Света думала, её ничто не удивит. Пока не увидела комнату управления матрицами. В полутёмной комнате, освещённой экраном, высотой в пять, а шириной в десять метров, сидели за длинным пультом восемнадцать человек. На экране то и дело появлялись и исчезали движущиеся изображения разных людей, улиц и помещений. Каждое изображение было парным, то есть, повторялось, для того, чтобы операторы могли сверять их намётанным глазом.
– Не простое это дело, следить за Доктриной, – вздохнула Георгина. – Я мечтаю попасть в отдел матриц.
– А что такое матрица? Не, я, конечно, кино смотрела, но… ты же не хочешь сказать, мы в Матрице?
– Ну, это как штучка такая, в любом фотоаппарате или в видеокамере. На неё проецируется изображение. Есть такой прибор – исказитель матрицы. Ему каждому агенту выдают. Так вот, он ловит каждую матрицу, то есть каждый прибор с объективом и делает так, чтобы видеокамера видела то же, что и люди, которым наши тонкие техники внушают иллюзию. Вообще, он формально зовётся искатель матрицы-мембраны, но мы зовём просто – исказитель матрицы. Так удобнее.
– Как сложно! И что, они за всеми видеокамерами в Мире следят?!
– Ты что, смеёшься? Только за теми, что попадают в наше поле контроля. Вот проходит агент мимо наружки, к примеру, а исказитель матрицы – хоп! – и перехватил контроль. И камера его не запишет. Потом, если охранник будет просматривать у себя на экране записи, он агента не увидит, если он под «игнором». Ты-то человека под «игнором» видишь, но не замечаешь, а камера – вообще не видит. Видишь, они все в наушниках? Они не только смотрят, но и слушают.
– Блин, – протянула Света. – Это жуть какое внимание надо иметь. У меня бы голова раздулась как арбуз уже на третьей минуте.
– Да ты чё! Это самая престижная работа среди патрульных. В поле не бегаешь, сидишь себе в кабинете и следишь за всем Миром!
– Не, мне больше полевая работа по душе.
Она присмотрелась ко множеству мелькающих экранов, отчего зарябило в глазах. Всё же, в этой работе было нечто притягательное. Иметь тысячи глаз по всей планете. Как найти пляж, если не отсюда?
В аудитории собралось не меньше полутора сотен человек. Здесь были не только молодые – почти половину составляли мужчины и женщины от тридцати и старше. Все они были выходцами из разных стран, поэтому Ярославу приходилось говорить по-английски – атрибуты-переводчики были не у всех.
– Забудьте всё, чему вас учили в конференциях! – начало было многообещающим. Но через секунду, все расслабились, когда Ярослав продолжил: – Шучу. Служба в конференциях – это отличный опыт для каждого из вас. По сути, вы будете делать всё то же самое. Ничего сложного! Принципы те же – выполняй задания, получай в награду атрибуты, деньги… деньги – это мусор, конечно… Но самый мёд – это карт-бланш, – Ярослав ухмыльнулся. – Карт-бланш, кто не знает – это право совершить любое нарушение Доктрины, и вам за это ничего не будет. Выдают его очень редко!
– А у вас есть карт-бланш? – задали вопрос из зала.
– Недавно был. Но я его потратил, – он указал на Свету. – Вот и результат! Знакомьтесь, Светлана Калинина! Дочь «теневого генерала» – мичмана Александра Калинина с подводной лодки «Курск».
Половина аудитории встали, не столько, чтобы поприветствовать, сколько, чтобы рассмотреть Калинину.
– Здрасьте, – Света неловко помахала рукой.
Она поймала на противоречивые взгляды: от равнодушных до сочувствующих, от восхищённых до злобных.
– Спасибо, Свет, можешь садиться.
– Нет! Я постою, – она оглядела зал, не обратив внимания на смешок. – Хочу кое-что прояснить.
Не спрашивая разрешения, она вышла и встала за кафедру, потеснив Ярослава. Тот не стал сопротивляться и тактично отошёл в сторону.
– Не знаю, что совершил мой папа, и доказано ли это. Я очень многое пережила за последние три года. И… наверное, многие из вас, пережили то же самое. Шок! От того, как нам врали всю жизнь.
– Света, послушай, – негромко перебил Ярослав. – Доктрина – не ложь. Это ограда, оберегающая людей от опасного знания.
– Знание не может быть опасным!
Она представила себе, что сделала бы на месте Ярослава Надежда Симагина. Наверняка, смутилась бы, начала спорить а, в конце концов, грубо отправила Свету на место или вон из зала. Маргарита поступила бы изящнее – воздействием на зал, она подняла бы волну недовольства. Ярослав не сделал ни того, ни другого.
Не без гордости и восхищения, он зааплодировал. Трое подхватили, затем человек восемь, а за ними и весь зал.
– Вот, почему я украл её! Эту дерзкую Клюкву. Нам нужны такие, как ты! Нельзя опереться на то, что не сопротивляется. Как показывает практика, самыми верными служителями Доктрины становятся её самые ярые противники.
– Вы ничего не поняли, – Света покинула место за кафедрой, закрывая рукой лицо. Вышла из зала и пошла по коридору, сама не зная, куда.
Минуты через две, её догнала Георгина.
– Свет! Ну, что ты обижаешься? Папа всего лишь пошутил.
– «Всего лишь»? Вы все – такие же бараны! Нет, вы хуже. Вы – собаки! Дали вам кость, и вы служите! Гав-гав!
– Светик! – Георгина обняла её и прижала к себе. – Если хочешь, поплачь. Я не буду против.
Она до последнего держала слёзы, но не смогла их остановить, когда ощутила мягкое плечо Георгины.
– У тебя есть папа, а у меня нет!
– Его и у Ленки Пилона тоже нет, – она погладила Свету по волосам. – В нашей стране чуть не половина детей без отцов растут, и ничего. Свет, ну что ты завелась? Что на тебя нашло?
– Не знаю, – она задышала глубже. – Слишком много стресса.
– Пойдём в аудиторию, а?
Света кивнула. Девушки вернулись, и незаметно сели на последний ряд.
– Ученики для нас – такие же агенты, – говорил, между тем, Ярослав. – Обучение проходит так: две недели теории, неделя практики в поле. Поверьте, семь дней в поле дают больше результата, чем две недели за партой. Но не думайте, что будете две недели протирать штаны. У нас много физических занятий – танцы, спорт, единоборства, и, конечно, медитация. Медитация – самое главное!
После того, как она выплеснула эмоции, учиться и налаживать контакты стало легче. Многие подходили поддержать или выразить сочувствие. У некоторых всё было гораздо хуже – они потеряли обоих родителей, завербованных полностью или «посмертно». Встречались и счастливые истории, когда дети, попадая в СУАН, находили родителей, завербованных «полярниками». Для них это было всё что встретиться на Небесах. То же новые юные агенты «Южного Креста» испытывали, попадая в университеты «южан». Буквально все были наслышаны о Доктринарном суде и приговоре, и почти все болели за Свету.
– Они не имели права являться к нему домой под чужой личиной, – сказала Георгина.
– Да! – подтвердила Ленка. Георгина, Света и Лена теперь почти всё время проводили вместе. – Эти «южане» офигели в конец!
– Есть непреложный закон в Кодексе Агентуры, по принципу – «Мой дом – моя крепость». Никто не имеет права шпионить за агентами других организаций в их домах или в радиусе ста метров.
После очередного долгого и насыщенного дня, Света лежала на своей кровати, на верхнем ярусе. Комната была приятно окрашена морским голубым цветом. В наушниках пели киты. Света размышляла, что делать дальше. С одной стороны, всё было хорошо – новый дом, новые друзья, Костя рядом. Но с другой, не покидало чувство, что она по-прежнему в камере изолятора, лишь камера стала больше.
«Я на подводной лодке», – представляла она, закрыв глаза.
Когда песня китов закончилась, она позвонила Ирине по Скайпу. Служба Ирины в качестве её дублёра затянулась, и надо было что-то делать. Но Ирина, как выяснилось, уже решила проблему.
– Я, то есть, ты, едешь в Питер, учиться.
– Да? А на кого?
– Поступаешь на факультет журналистики.
– Слушай, круто! Это же… это именно то, чего бы я хотела! Иринка, как ты здорово вжилась в мою роль!
– Придётся отживаться, – посмеялась дублёр. – Я привыкла к тебе, к твоей маме. У тебя замечательная мама!
– Да, – печально улыбнулась Света. – Мне повезло. Ладно, пока, Ириш! Может, как-нибудь увидимся?
– Не знаю. Я буду другим дублёром, так что ты вряд ли меня узнаешь.
– Эх, жаль! Будем надеяться, у тебя всё пройдёт успешно!
Уснула быстро, с улыбкой на устах и мыслью в голове: «Всё будет хорошо. Всё хорошо Всё…". И это могло бы быть правдой, если бы не очередной страшный сон.
Утром, она решила: «Всё! Никаких больше китовых песен».
День, как всегда, наполнялся делами: с утра йога, завтрак, теоретические занятия, обед, опять занятия, в четыре часа айкидо, в пять – танцы. Освобождалась она только в шесть. Обычно, она шла к парню, в мужское общежитие, но в этот раз ноги понесли в противоположном направлении – в комнату управления матрицами.
– Ребят, здрасьте. Можно у вас тут посидеть, понаблюдать? Я никому не помешаю!
– Валяй, – отозвался один из русских ребят, из-за спины. Кажется, его звали Максимом. Остальные даже не обратили внимания.
Ловко двигая пальцами в перчатках с электродами, операторы перетаскивали окна с места на место, увеличивали и уменьшали, закрывали и открывали новые. Пульта касались редко – только если требовалось руками зафиксировать расхождение. Но техническая сторона работы интересовала Свету меньше всего. Больше всего – та сторона, в которой она разбиралась, а именно – социальная. Кто чаще переговаривается с другими. Кто внимательнее, быстрее, кто более сосредоточен, а кто чаще отходит попить кофе.
За полчаса, она заметила, что Максим чаще других снимает наушники, вертится на стуле и вставляет ничего не значащие фразы, вроде «Вообще пипец!», или «Слушай, я задолбался. Надо кофеёвского бахнуть». Активнее всех работал тихий азиат, но он был Свете не интересен. Её внимание приковал Максим. Выяснив, когда у Максима обед, она дождалась его в столовой.
– Тяжёлая работа, да? – она села напротив.
– Врагу не пожелаешь, – Максим обильно поперчил макароны.
– Я – Света, – она протянула руку. – Та самая, с «Курска». То есть, папа с «Курска».
– А! Та истеричка, что ли?
– Почему истеричка? А, ну, да. Бывает такое. А ты давно работаешь оператором?
– Честно говоря, задолбало! – признался Максим с набитым ртом.
– Слушай, у меня подруга есть, она очень интересуется работой оператора. Она попросила меня узнать, как это вообще? Сложно?
– Чё там сложного? Главное – усидчивость и внимательность.
– А учиться долго?
– Тю! Два часа инструктажа и вперёд с песней.
– Слушай, ну, это тоже, наверное, ответственность. Если что-нибудь пропустишь.
– Я тя умоляю. На нас никакой ответственности! Мы – матричники. За расхождения отвечают полевики. А мы только правим, что можем. Да и то это, как правило, ни на что не влияет.
– Максим, а ты хотел бы сменить работу?
– Нафига? Здесь хорошо, спокойно. Платят стабильно.
– Зато полевикам достаются атрибуты и карт-бланш, – она подмигнула. – Да и, кроме полевиков, других работ завались. Понимаешь, у меня подруга очень-очень мечтает стать оператором. Ты можешь, как-нибудь, словечко замолвить? А я тебе, взамен, подыщу более спокойное и прибыльное место. В библиотеке, например!
– В библиотеке? – хмыкнул Максим. – Я подумаю.
Через три дня, Георгину поразила новость: в отделе управления матрицами освобождается должность и ей предлагают работу. Одно дело было сделано. Оставалось самое сложное – понять, что такое «пляж».
Ярослав собрал комиссию из доверенных людей. Каждый день, в восемь вечера по Гринвичу, комиссия проводила собрания в маленьком тренерском кабинете при спортзале на пятом этаже. Так как этажи в СУАНе считались наоборот, пятый располагался глубже всех. Кроме спортзала там не было ничего. После семи, спортзал закрывался. Так, никто не мог побеспокоить комиссию случайно. Кроме шестёрки, в комиссию входили двое африканцев из ЮАР – бывших «южан», десять лет назад перешедших на сторону «Полярной Звезды». Одного – молодого и горячего – звали Дженго, второго – сорокалетнего и рассудительного – Кваси.
Восемь часов по Гринвичу для Светы, привыкшей вставать и ложиться по Москве, было довольно поздним временем. К тому же, день забот отнимал очень много сил, поэтому, на каждом заседании она клевала носом.
Впрочем, она была такой не одна – каждое новое заседание приносило всё меньше плодов. Книгу Анри Тома перечитали до дыр. Символы, связанные с Мао Цзэдуном, особенно с его датой рождения, разобрали и приложили так и эдак. Ничего, кроме всё той же фразы «Cherche la plage», найти не удалось. Разве что, фразу обнаружили ещё двумя способами. Кваси склонялся к тому, что фраза – не более чем пасхалка, отсылающая к лозунгу «Под мостовой – пляж», и означающая всего лишь призыв быть романтиками и не сдаваться. Дженго настаивал, что во фразе кроется смысл и тайное послание. В первые дни почти все склонялись на сторону Дженго, однако чем больше проходило безуспешных попыток найти во фразе какой-то смысл, тем чаще комиссия соглашалась с доводами Кваси.
– Послушайте! – не сдавался Дженго. – У французского слова «plage» не только прямое значение! Я навёл справки. Вот, смотрите, – он показал Ярославу и Диме список на тетрадном листе. – Взморье, отлогий берег, отмель, морской курорт, – принялся он перечислять, загибая пальцы. – Разрыв, диапазон! А? Каково? Ещё: плацдарм высадки, платформа позади башни танка…
– Так, всё, – перебил Ярослав. – Мы все устали. Дженго, давай в следующий раз. Так много информации, что все уже запутались.
– Послушайте, это ещё не всё! Флоккула на Солнце, полоса, полётная палуба…
– Дженго, уймись! – остановил его Кваси. – Ярик прав, давайте расходиться.
Очередное заседание закончилось пораньше. Все ушли, кроме Светы и Кости. Та сидела на столе, печально глядя в пол. Костя подал ей руку, чтобы помочь спуститься, но Света обняла его за шею.
– Люби меня, здесь и сейчас, – она принялась нежно целовать парня в щёки, гладя по волосам.
Костя обнял её за талию. И тут голова Светы наклонилась вбок, а через мгновенье уткнулась ему в плечо. Девушка мерно засопела, и Костя аккуратно положил её на стол. Поудобнее взяв на руки, он поднял её, чтобы отнести в её комнату.
Где-то за пределами «бункера» цвёл июнь. Конечно, СУАН бункером давно не был, однако чувство бункера навевал каждый день, да и не только на Свету. Никакие красивые картинки не могли заменить реального открытого неба. Света начала опаздывать на занятия. Когда Ярослав обратил на это внимание, он подошёл к ученице на перемене и пригласил в пустую аудиторию.
– Сколько ты у нас, две недели?
– Ага.
– У меня для тебя новость, не то, чтобы очень хорошая. В поле тебе пока нельзя, Клюква.
– Почему?!
– Приговор. Помнишь, что я говорил? Пока он в силе, ты – мишень. Мы обжаловали приговор, но ответа от коллегии пока не поступило. Когда будет новое заседание, хрен его знает! Так что, пока… слушай, ну не раскисай ты! Георгина просила передать, что очень благодарна тебе. Но! Боюсь, заветный пляж мы так и не найдём. В конце концов, разве Кваси не прав?
– Прав, – устало покачала она головой.
– Анри был шутником, любил шифры и загадки. Может, это и вправду пасхалка для друзей?
– «А был ли мальчик».
– Горького читала? Молодец. Но, Свет, серьёзно. Если бы там был какой-то смысл… Так, вот что! Я тебе обещаю, будет заседание. Суд мы выиграем. Пока ты в СУАНе, ты под защитой моего карт-бланша. Судить тебя будут заочно. Тормошить больше не будем – спокойно учись. А вот насчёт Ирины – ты зря.
– Что зря?
– Отпустила! Алиби не закрыто.
– Закрою я, закрою! Что-нибудь придумаю.
– Светлана! «Что-нибудь придумаю», «как-нибудь само» – аргументы слабака. Здесь не «Овен». Мы не просто так – сильнейшая организация наблюдателей. Главный принцип у нас знаешь, какой? Никаких противоречий. Никаких! Ты меня поняла?
– Поняла.
– Так что, либо говори с Ириной, либо ищи другого дублёра, пока не умеешь закрывать алиби сама. Без дублёра у нас никто не учится!
– Это же три с половиной года. У неё своя жизнь.
– А ты как хотела, ё-моё?! Некоторые всю жизнь дублёры. Ты думаешь, это несправедливо? Жестоко? Не более жестоко, чем «посмертная» или полная вербовка. Хочешь «посмертную»? Чтобы твоя мама плакала, потеряв ещё и дочь? Или полную, чтобы ты никогда не рождалась? Я и сам ненавижу «посмертную» и полную вербовку. Мы вообще стараемся целиком перейти на частичную. Но «жить в эту пору прекрасную», как говорится… ты сама понимаешь. Пока, либо одно, либо другое. Выбирай! – он улыбнулся и приобнял Свету. – Ладно, не горюй. За Ирину не переживай – это её работа. Она счастлива! В этом есть и своя романтика.
– Романтика? Менять личность каждые три с половиной года, постепенно забывая, кто ты?
– Поработай в поле какое-то время, – серьёзно ответил Ярослав. – Пару лет. Послужи в горячих точках. В Ройсе война. В Мире Тёплых Морей четыре крупных войны, не считая семи гражданских. Послужи-ка там, а затем покумекай, что лучше – так или спокойная жизнь дублёра. С родителями, друзьями, подушками-подружками, братьями и сёстрами, которых полевики, бывает, годами не видят. Подумай, – он похлопал её по плечу и пошёл по своим делам.
– Я для вас трофей?
Ярослав остановился на пороге аудитории. Развернулся, открыл рот, но не нашёл, что сказать.
– Или манок? В охоте на моего отца. Вы тогда представили меня как дочь Александра Калинина. Не Свету Калинину, не отдельного человека. Именно дочь. Ярослав, я для вас… человек? – Света чувствовала, будто идёт по канату. Одно неверное движение, и сорвётся голос, руки затрясутся, ком ляжет на грудь. – Или кто я вам?
Он скривил губы. Вздохнул, подошёл к Свете и положил руки на её предплечья.
– Докажи, что ты человек. Помоги нам его найти. Ты нужна нам, Клюква. Такая, какая ты есть! А сейчас ты позволишь мне пойти руководить?
– Идите, Ярослав Матвеевич, не задерживаю.
Света не знала, то ли по-прежнему любить его, то ли ненавидеть. Ярослав был открытым человеком. Иногда грубым, но эта грубость не отталкивала а, наоборот, пленяла. Иногда он и несколько учеников уходили в походы по сибирскому лесу. Для Светы такие походы были шансов увидеть небо над головой, насладиться звуками и запахами леса, настоящего, а не картинки на трёхмерном экране.
Занятия продолжались. Основную долю времени уделяли актёрскому мастерству и навыкам простого и древнего, но до сих пор эффективного искусства – маскировки. Учили историю Миров, айярологию – науку об Энергии, медитацию и методы ментального воздействия. Изучали и другие профессии – от повара до лётчика. Трудно было найти профессию, которой нельзя было бы научиться в СУАНе. Едва не каждый месяц появлялся новый факультет. Учился каждый, ведь скоро придётся вести двойную жизнь. Последнему научиться было нельзя, и каждый готовился делать это по-своему.
Прошёл июль, наступил август. Ощущение бункера исчезло. Света чувствовала себя как дома, стала медленнее ходить по коридором и здороваться со всеми, даже если те не понимали по-русски. Однажды, она решила спуститься на четвёртый этаж, до корпуса, где бывала редко. Там теперь занимался Костя, недавно открывший в себе тягу к небу.
Большая блестящая кабина симулятора отклонялась из стороны в сторону. Наконец, она плавно опустилась. Прекратился гул. Открылась дверь и выглянул Костя, одетый как настоящий лётчик-стажёр. Спустился к девушке, обнял её и поцеловал.
– Привет, любимый, – ответила Света. Глянув через его плечо на по-прежнему открытую дверь симулятора, она застыла на месте. – А это кто?
Она знала, кем был коренастый парень с короткими русыми волосами, что спускался по лестнице. Та же раскованная походка. Те же бледно-голубые волосы. Ему бы майку-алкоголичку и два ящика пива в руки. Вот только руки и лоб…
– Это Стас, – обернулся Костя. – Мой друг. Стас, это моя девушка – Света.
– А мы знакомы, – ответил Стас.
– Как? – наверное, Костя почувствовал себя болваном. Света успокоила его, рассказав о вечеринке у Юры, и как всё прошло.
– Юра – мой друган из Оскола, земляк твой.
– Как поживаешь? Татухи свёл?
– Да, мне сказали надо свести, обязаловка. Да и х… с ними! Чё, пойдёмте, посидим где-нибудь?
В столовой, Костя взял пюре с котлетой, а Стас – пачку чипсов, и не случайно.
– Хоть расскажи, как так получилось, что тесен мир? Как ты это место нашёл?
– Вот я к тому и подхожу! – он открыл пачку и предложил Свете. Та сначала не хотела травить желудок, но урчащий живот настоял на обратном.
Стас переменился. Мало того, что без татуировок он выглядел другим, так ещё и жесты, и лицо стали другими – более взрослыми. Больше не было тусовщика с пьяной мутью в глазах. Был ясный молодой мужчина, будущий лётчик. Он даже говорил более чётко и многословно. Правда, некоторые повадки прошлого остались, и если бы Света взялась его переделать, она бы исключила мат и слова-паразиты.
– Ну, короче, помнишь ты на вечерухе у Юрки спросила меня, ты ищешь пальму? Ну, помнишь?
– Погоди, может, пляж?
– Один хер. Может, пляж, или курорт… в общем, что-то типа того. Так вот, прикинь? С этого всё началось! Вот с этого! Знаешь, что я вспомнил? Чипсы!
– Чипсы?
– Ага! Помнишь пять лет назад были чипсы «Take-it»? Мы их называли «такит». Вот Костяна спроси, он скажет «Не помню».
Света открыла рот. Она помнила чипсы в типичной жёлтой упаковке. По телевизору целый день крутили рекламу – группа девушек ехала в кабриолете вдоль побережья и с удовольствием хрустела чипсами. Был ещё один ролик с компанией молодых скейтеров и слоган «Поделись радостью!».