Глава 1. Превращение
Многое из того, что недоступно человеку, позволено его тени. Стоит выйти из дома на улицу, заполненную людьми, как обнаружишь, что тени сближаются, тени сливаются в экстазе, а потом расходятся, словно бы живут своей собственной жизнью, непонятной, неподвластной нам. Вот тень карабкается кому-то на спину или прыгает на грудь, а то и вовсе пытается залезть рукой прохожему в карман, что уж совсем недопустимо. Обычно это происходит, когда на небе нет ни облачка, а солнце где-то позади меня сияет в вышине, но, если присмотреться, всё тоже самое и дома. Бывает так, что сразу несколько теней слоняются по комнате, даже если я один – для этого достаточно включить и люстру, и настольную лампу. А если света нет, тени куда-то исчезают – возможно, бродят как неприкаянные под окнами, ожидая появления хозяина.
Я назвал их на французский манер, чтобы ненароком не спутать с подругами, которые иногда заходят в гости, – Жаннет, Адель, Мадлен. И вот одна в прихожей помогает снять ботинки, надевает мне на ноги домашние тапочки, другая суетится на кухне, готовит ужин, ну а Мадлен расположилась в комнате – ждёт, когда, насытившись, сяду на диван, и лишь тогда включит телевизор и станет рыскать по эфиру в поисках какой-нибудь услады, если не для сердца, то хотя бы для ума. Иногда находит – это тоже тени, пляшущие или разевающие рты, машущие руками или бегущие куда-то, но чаще Мадлен в бессилии пожимает плечами и исчезает – это если я прилягу на диван.
Обычно мы теней не замечаем – и без того полон рот хлопот. Но стоит однажды обратить на них внимание, и всё – больше не отвяжутся! Иду по улице и примечаю – вот эта похожа на жирафа, а та, что по другую сторону от меня, на страуса, который стремглав несётся по тротуару, чтобы занять место в подъезжающем автобусе. Кто-то из них напоминает птицу, расправляющую крылья, кто-то черепаху на утренней прогулке, но внешние признаки изменчивы, куда интереснее узнать, что у них внутри – это в том случае, если за оболочкой тени что-нибудь скрывается. Для того, чтобы разобраться в этом, надо самому стать тенью, однако тут есть немалый риск – ну вот проникну сквозь эту оболочку, а как оттуда выберусь?
Впрочем, всё это из разряда домыслов и пожеланий, а реальность такова, что эти завиральные идеи возникают от безделья. Было бы чем заняться на досуге, мысль превратиться в тень и в голову бы не пришла, но поздним вечером, после уныло прожитого дня, уже когда лёг в постель, пытаешься кое-что понять и задаёшь себе один и тот же вопрос – почему всё так, а не иначе?
В тот день я возвращался домой не в самом лучшем настроении – к служебным неурядицам прибавилось то, чего я всего больше опасаюсь. Это когда подруга в своём мифотворчестве переходит все границы – ей, видите ли, в голову пришла шальная мысль, будто нам пора узаконить отношения. И вот трезвонит, настаивая на свидании, а когда отвечаю, что до позднего вечера буду занят, начинается что-то похожее на словесный ураган, словно бы пробудилась неукротимая стихия – тут и обвинения в измене, упрёки в том, что загубил ей жизнь, и напоминания о том, как нам было хорошо когда-то. Однако самое неприятное заключается в ощущении своей вины. Ну в самом деле, вскружил подруге голову, но, если бы сразу мне сказала, будто у неё серьёзные виды на меня, я бы всё тут же отыграл назад.
И вот бреду по улице, пытаюсь понять, в чём был неправ, где и когда совершил непоправимую ошибку. А на душе до того паскудно, что хоть матерись, хоть вой, только всё равно ведь не поможет. Тут и случилось то, чего не приснится даже в самом страшном сне – я споткнулся, всему виной стала выбоина в асфальте, и шлёпнулся во весть свой рост на тротуар. Как ни странно, никто не помог подняться, да я и сам вроде бы в состоянии справиться, но оказалось, что всё не так. Оказалось, я ползу вместо того, чтобы идти, как принято у всех двуногих. С чего бы это, и почему никто не обращает внимания на этакую странность в поведении прохожего, будто бы так и должно быть? Свернул в проулок и только тут сообразил, что не могу напрячь мышцы и пошевелить ни рукой, ни ногой, но тем не менее двигаюсь в нужном направлении. А следующая мысль была настолько невероятна, что впору было признать, будто я сошёл с ума. Со все очевидностью вдруг осознал, что превратился в тень – в тень самого себя!
Бывает так, что после изрядного подпития в голове сумбур и трудно устоять на ногах, словно бы я уже не я, а только жалкая пародия на человека. Но тут ведь всё не так – сознание работает, анализирует возникшую ситуацию, пытаясь всё как бы разложить по полочкам: споткнулся и упал, а потом… Дальше следует вывод, который ни в коей мере не соответствует моим представлениям о сущем – о природе, о физических законах, о формах существования разумных индивидов на Земле. Итак, есть неподконтрольное мне нечто, а в качестве довеска к этому – я, превратившийся в тень. Единственный выход, который позволит не сойти с ума – хотя бы на какое-то время смириться с тем, что произошло, воспринимать это как некий феномен, в котором я обязан разобраться. Всё потому, что больше некому! А для начала решил дать имя тому, кто присвоил себе мой неповторимый облик – пусть будет Гастон, что в переводе с древнегерманского означает «гость».
Только теперь я понял, как нелегко быть тенью – в слякотную погоду она вся в грязи, а в мороз готова съёжиться от холода, однако даже этой возможности тень лишена. Бессловесная тварь – вот что я такое! Но вот наконец-то добрались – это панельный дом, таких много понастроили. Преодоление нескольких ступеней на крыльце показалось мукой – приходилось складываться, изображая из себя что-то вроде гармошки. Хорошо хоть лифт работает, а то бы я совсем загнулся, взбираясь на семнадцатый этаж. В лифте всё бы ничего, если бы Гастон не крутил головой туда-сюда – то в зеркало посмотрит, то на крохотный дисплей, на котором высвечивался номер этажа.
Войдя в квартиру – в мою квартиру! – Гастон сел на табурет, водрузив ботинки мне прямо на спину. К счастью, подскочила какая-то девица:
– Сейчас, милый, я помогу!
Затем сняла с «милого» ботинки, надела ему тапочки. После этого Гастон поднялся с табурета, а то я так бы и лежал, уткнувшись носом в грязный половик. Тут только догадался – это ведь Жаннет! Что же получается – тени ожили, обрели материальную форму, а мне уготована роль подстилки? Всё это можно было бы воспринимать как сон, но ущипнуть себя за ляжку никак не удаётся.
Ужин прошёл более или менее благопристойно – только изредка меня окунали головой в тарелку, но этого было достаточно для того, чтобы восполнить силы, поскольку и мне перепало кое-что. Ну а потом все расположились на диване – это Гастон и три его «наложницы», именно так я определил их статус. При этом мне законного места не нашлось – то я на коленях у Мадлен, то вдруг ласкаю грудь Адель, и только до Жаннет никак не дотянусь, поскольку она уселась где-то сбоку.
Пока они смотрят всю эту белиберду по телеящику, у меня возник вопрос: что будет дальше? Неужели вопреки правилам приличий и меня положат вместе с ними в койку? Нет, этого я не переживу! Кувыркаться в постели, не имея возможности испытать хоть малую толику удовольствия… А что, если мне уготована роль евнуха в гареме?
Впрочем, худшие опасения так и не сбылись – во-первых, нельзя кастрировать тень, то есть меня, не лишив «мужского достоинства» Гастона, а во-вторых, вскоре они выключили свет, и я заснул, растворившись в непроглядной тьме.
Глава 2. Десятые врата
Утром Гастон отправился на работу, ну и я поплёлся вслед за ним. Странное ощущение – вроде бы всё так же, как обычно, человек и тень, но только шиворот навыворот, то есть Гастон вместо меня, а я исполняю обязанности его тени. Удивило и то, что он вызвал vip-такси, будто какой-нибудь менеджер в солидной фирме – только ведь тратит мои кровно заработанные деньги! Ну ладно, это я стерплю тем более, что теперь нет нужды шлёпать по грязи, к тому же предоставилась возможность обсудить сложившуюся ситуацию. Понятно, что тени не говорят, но тут особый случай – что-то вроде телепатической связи между человеком и его тенью, что вполне естественно:
– Не мог мне объяснить, что произошло? Почему я это ты, а ты совсем наоборот?
Гастон осклабился, сунул в рот сигарету, даже не спросив разрешения водителя, и только выдохнув струю вонючего дыма прямо мне в лицо, снизошёл до разговора с тенью:
– Ты отстал от жизни, не понимаешь, что в мире происходит.
Я и в самом деле ничего не понял, потому и спрашиваю:
– И что?
– А то, что повсеместно идёт унификация, стандартизация, роботизация, цифровизация, и в этом процессе модернизации нет места пережиткам прошлого.
– Это с какой же стати меня записали в пережитки?
– Да очень просто. У тебя есть собственное мнение, свой взгляд на вещи, но это не соответствует тому, что теперь называют словом «тренд». Проще говоря, мы двигаемся в одном направлении, а ты норовишь куда-то вбок, тем самым мешаешь поступательному движению вперёд.
Вроде бы логично, но…
– Послушай! А если вы идёте не туда?
– Большинство никогда не ошибается.
Неужели до того дошло, что большинство людей перевоплотилось, причём каждый в тень самого себя? Да нет, не могу поверить! Наверняка он врёт, выдаёт желаемое за действительное. Однако допустим, что всё так:
– Но и у вас могут быть разные мнения по краеугольным проблемам бытия.
Гастон мотает головой, а потом криво усмехнувшись поясняет:
– Ты когда-нибудь видел, чтобы люди сливались в единое целое? Даже в толпе каждый сам по себе! Совсем другое дело тени, – тут он пальцем ткнул в окно: – Вон идут по тротуару несколько человек, почти касаются друг друга, но не более того. А тень на всех одна! Это ли не аргумент в пользу того, чтобы всех людей заменить тенями?
Вот что они задумали! Переворот не то чтобы в сознании, но куда страшнее, если всё у них получится. Надо попытаться как-нибудь его ущучить, доказать, что он неправ:
– Но тень не может написать роман, симфонию, картину. Она не сможет сделать научное открытие или изобрести какой-то агрегат.
– А нам это и не нужно.
Я в ужасе!
– То есть как?
– Достаточно идей, которые возникли у прошлых поколений. Всё это хранится в памяти компьютера, а остальное возьмёт на себя искусственный интеллект.
Выходит, тени собираются обойтись без нас. Если у самих мозгов не хватит, это компьютерное чудо-юдо справится. Но кто-то же должен его запрограммировать?
Гастон читает мои мысли, потому и поясняет:
– Конечно, останется некая прослойка. Это группа программистов, преданных нашему делу и соответствующим образом мотивированных.
Если будут получать зарплату на уровне министра, почему бы нет, вполне возможно. Таких продажных здесь хоть пруд пруди – воспитали новое поколение продвинутых, а у них по доллару в каждом глазу!
Когда приехали в НИИ, туда, где прежде я работал, а не он, Гастон тут же объявил сотрудникам отдела, чтобы по окончании рабочего дня не расходились:
– Проведём политзанятие. Тех, кто попытается увильнуть, оставлю без квартальной премии.
В остальном всё было, как обычно. Оказалось, что у Гастона поразительная память – изъяснялся он теми же словами, что и я, точь-в-точь! Впрочем, слова эти были произнесены ещё до того, как мы с ним местами поменялись.
Ну а в 17-30 началось:
– На первом занятии вы должны понять простую истину, что-то вроде аксиомы. Того, что было раньше, уже не будет, от слова «никогда». Теперь приоритетом для вас должна стать генеральная идея.
Вопросы с места:
– Догнать и перегнать?
– Переориентироваться на восток?
Гастон спокойно разъясняет:
– И это тоже, но суть совсем в другом. Мы должны создать новую цивилизацию. То есть имеется в виду не наш отдел, однако и мы обязаны внести посильный вклад в это крайне важное дело. Я бы даже так сказал, нам выпала честь участвовать в эпохальной миссии.
Тут не удержался от вопроса старичок – он из другого отдела, я даже фамилии его не помню, но вот прослышал про политзанятие и решил зайти «на огонёк». Хотя всё может быть гораздо проще – ностальгия замучила по прежним временам.
– Позвольте, а чем эта цивилизация плоха?
И опять Гастон не растерялся:
– От вас, дорогой товарищ, я подобного вопроса никак не ожидал. Не вы ли пережили смутные времена, когда колбаса, за исключением ливерной, была дефицитом за пределами крупных городов? Не вы ли стояли в очереди на приобретение автомобиля, а потом мучились с его ремонтом? И вот теперь пришла пора задуматься, в чём состоит причина наших бед.
– И в чём? – не унимался старичок.
– А вот в чём. У нас кто в лес, кто по дрова. При этом каждый одним глазом читает передовицу в газете, а другим смотрит на загнивающий Запад. Ну можно ли косоглазому втолковать, в чём его истинное счастье? – и, не дождавшись следующего вопроса старичка, Гастон продолжил: – А счастье в том, чтобы всем вместе строить новый мир, где ни у кого даже тени сомнения не возникнет в том, что он прав, что двигается в нужном направлении. Всё потому, что того же мнения придерживается подавляющее большинство его сограждан, да что я говорю – всех людей, живущих на Земле! Тогда легко решаются все наболевшие проблемы и с качеством колбасы, и с недоделками в автомобилях.
– И долго ещё будем это строить?
– Тут многое зависит от нас…